Выйдя за ворота тюрьмы, Даниэль побрел по запруженным народом улицам. Знамена и портреты Чан Кайши виднелись во всех окнах, во всех витринах. Откуда они взялись? Ведь совсем недавно Шанхай замирал от страха перед вторжением — во всяком случае тот Шанхай, который был знаком Даниэлю.
Теперь у каждого второго китайца имелись значки или нашивки с эмблемой партии Гоминьдан — белым солнцем на голубом поле. Лотошники бойко торговали папиросами с патриотической символикой на пачках: оказалось, что табачные фабриканты заранее приготовились к падению Шанхая и выпустили подходящий к случаю товар.
Лица прохожих были счастливые, глаза блестели.
«Национализм вытворяет с людьми забавные штуки, — с усмешкой думал Даниэль. — Простым людям хочется чем-то гордится, хотя бы принадлежностью к народу, способному напугать чужаков. Чан Кайши прищемил хвост „белым дьяволам“ и в одночасье превратился из бандита в отца нации. И кому какое дело, что в реальности этот господин разорил и погубил несчетное количество китайцев?»
Вскоре Даниэль сидел в квартире своего шифровальщика, сына немецкого пастора и китаянки.
— Где вы пропадали? — ахал тот. — Мы с ног сбились, разыскивая вас!
Даниэль объяснил, что с ним случилось, — разумеется, не упомянув о Нине.
Шифровальщик принес ему кусок мыла и смену одежды.
— Приводите себя в порядок и отдыхайте! Я доложу в Берлин, что вы вернулись в строй.
Нескольких дней Даниэль собирал информацию о том, что приключилось в городе. Дон Фернандо рассказал ему о захвате парохода «Память Ленина».
— Стерлинг дал телеграмму, что я свой человек, и меня отпустили, а мадам Нину взяли под стражу.
— Она поехала за мной в Ухань? — изумился Даниэль. — Я думал, это Нина на меня донесла…
— Да бог с тобой! Она в тебя влюбилась, как кошка. Когда ты исчез, мы с ней все морги оббегали — у меня даже сердце из-за тебя начало болеть! А я ведь еще должен был спасти город.
Даниэль почувствовал, как тепло разливается у него по груди.
— А где сейчас Нина?
— Понятия не имею, — скорбно отозвался Дон. — Пропала дамочка!
По словам Фернандо, он усадил за переговоры людей Чан Кайши, Большеухого Ду и Стерлинга, и они сошлись на том, что бандиты и иностранцы дадут Гоминьдану денег в обмен на разрыв с коммунистами.
Было решено, что НРА подождет, пока красногвардейцы и солдаты губернатора перебьют друг друга, а потом беспрепятственно войдет в город. Штурма концессий не последовало; более того, Чан Кайши договорился с «белыми дьяволами» о сотрудничестве и некоторых уступках.
Китайцам разрешили ходить в городские парки Международного поселения, и в течение нескольких дней на Банде стояли громадные толпы из желающих попробовать запретный плод. Полицейские-сикхи следили за порядком: «Гуляем, не задерживаем очередь! Посидели на лавочке — дайте другим!»