Весь следующий день Башилов не отходил от Кузьмина, поглядывал на него, подарил свою флягу, а перед самым отъездом они выпили вдвоем бутылку припрятанного Башиловым вина.
– Что вы на меня так смотрите? – спросил Кузьмин.
– Хороший вы человек, – ответил Башилов. – Вы могли бы быть художником, дорогой майор.
– Я топограф, – ответил Кузьмин, – а топографы по натуре те же художники.
– Почему?
– Бродяги, – неопределенно ответил Кузьмин.
– «Изгнанники, бродяги и поэты, – насмешливо продекламировал Башилов, – кто жаждал быть, но стать ничем не смог».
– Это из кого?
– Из Волошина. Но не в этом дело. Я смотрю на вас потому, что завидую. Вот и все.
– Чему завидуете?
Башилов повертел стакан, откинулся на спинку стула и усмехнулся. Сидели они в конце госпитального коридора у плетеного столика. За окном ветер гнул молодые деревья, шумел листьями, нес пыль. Из-за реки шла на город дождевая туча.
– Чему завидую? – переспросил Башилов и положил свою красную руку на руку Кузьмина. – Всему. Даже вашей руке. И не левой. А именно правой.
– Ничего не понимаю, – сказал Кузьмин и осторожно убрал свою руку. Прикосновение холодной руки Башилова было ему неприятно. Но чтобы Башилов этого не заметил, Кузьмин взял бутылку и начал наливать вино.
– Ну, и не понимайте! – ответил Башилов сердито.
Он помолчал и заговорил, опустив глаза:
– Если бы мы могли поменяться местами! Но в общем, все это чепуха! Через два дня вы будете в Наволоках. Увидите Ольгу Андреевну. Она пожмет вам руку. Вот я и завидую. Теперь-то вы понимаете?
– Ну, что вы! – сказал, растерявшись, Кузьмин. – Вы тоже увидите вашу жену.
– Она мне не жена! – резко ответил Башилов. – Хорошо еще, что вы не сказали «супруга».
– Ну, извините, – пробормотал Кузьмин.
– Она мне не жена! – так же резко повторил Башилов. – Она – все! Ну, довольно об этом!
Он встал и протянул Кузьмину руку:
– Прощайте. А на меня не сердитесь. Я не хуже других.
Пролетка въехала на дамбу. Темнота стала гуще. В старых ветлах сонно шумел, стекал с листьев дождь. Лошадь застучала копытами по настилу моста.
«Далеко все-таки!» – вздохнул Кузьмин и сказал извозчику:
– Ты меня подожди около дома. Отвезешь обратно на пристань…
– Это можно, – тотчас согласился извозчик и подумал: «Нет, видать, не муж. Муж бы наверняка остался на день-другой. Видать, посторонний».
Началась булыжная мостовая. Пролетка затряслась, задребезжала железными подножками. Извозчик свернул на обочину. Колеса мягко покатились по сырому песку. Кузьмин снова задумался.
«Ночь, дождь шумит по пустым садам, чужой городок, с лугов несет туманом, – так и жизнь пройдет», – почему-то подумал Кузьмин.