Вслед за мешками с грузом в салоне появился Руш, преподаватель разведшколы в деревне Печки. Там на лесной поляне с проложенной железнодорожной колеей группа проходила диверсионную практику. Руш проверил крепления парашютов, попинал зеленые мешки с грузами, напомнил о их содержании:
— Лиж... Сопок, пил-топор, мин-гранат...
Никто из сотрудников «Цеппелина» сопровождать их не стал.
Перед наступлением темноты самолет взлетел с окраины Пскова и взял курс на северо-восток. Грищук с трудом сдерживал радостное возбуждение. Скоро линия фронта... Неостановимо, неотвратимо катился огненный вал на запад, выжигая фашистскую нечисть. В разведшколе ему удавалось иногда послушать радио, он знал, что советские войска завершают освобождение Правобережной Украины. А сегодня Хаджигараев, проверявший рацию, дал через наушник послушать сообщение Левитана о ликвидации корсунь-шевченковского котла, где получила «капут» крупная группировка вражеских войск. Грищук возликовал, но вида при радисте не подал. Предстояло еще разобраться в нем, как, впрочем, и в других.
Первым от люка сидит всегда угрюмый и ссутуленный Тарасов. Что знает о нем Грищук, кроме фамилии, которая, возможно, вымышленная? Тарасова и сидящего рядом Маркова включили в группу месяц назад. Оба из белоэмигрантов. Первого назначили старшим, второй возле него вроде адъютанта.
Расклад такой в группе: три белогвардейца и четыре красноармейца. Как бы нейтрализовать «беляков» после приземления?
Грищук, крепко вцепившись в ППШ, пытался решить задачу со многими неизвестными. Кому довериться, кто, как и он, пошел «в шпионы» только ради того, чтобы вернуться на родную землю? Радист Хаджигараев в последнее время осторожно давал понять, что на него можно рассчитывать. И даже признался как-то в минуту откровенности, что там, на родной земле, ему некой подпольной организацией поручено сообщить: известный татарский поэт (Грищук не читал такого до войны и не запомнил имени), попавший в плен под Мясным Бором, остается борцом, патриотом своей Родины.
Второй, резервный радист Кинеев — из северокавказских народностей, балкарец вроде, от разговоров уклонялся. Хотя видно было, что по натуре не спесив. В лагерном блоке, возможно, был напуган провокаторами, потому и сторонился всех, глядя вокруг жгуче-черными глазами, в которых глубокая печаль. Вот он сидит по правую руку, похоже, дремлет. Пошептаться бы с ним, договориться против «беляков». Опасно. Может статься, он участвовал в карательных операциях против мирного населения и для него идти с повинной — нести голову на плаху.