Однажды, гуляя в окрестностях Константинополя, он во дворе одного дома увидел пряху необыкновенной красоты, снова расцветшей в воздержании, и тут же влюбился в бывшую куртизанку.
Насчёт предсказаний блестящей судьбы Евдокии Ингерины, ставшей тоже императрицей, историки не пишут, но если в день Святой Пасхи 527 года патриарх Епифан короновал в базилике Святой Софии иллирийского крестьянина Юстиниана, то в 867 году сие произойдёт с македонским пастухом Василием и бывшей куртизанкой и любовницей василевса Евдокией.
Как и Феодора, Евдокия была безумной вакханкой, помешанной на поцелуях, любви и наслаждениях, исключительно вследствие своего слишком страстного темперамента. Но с той опять разницей, что, став императрицей, Феодора возрождается, отрешается от дурных инстинктов — той безудержной сексуальности, о которой Платон сказал, что это «вечно живое животное в человеке», а Евдокия, став женой Македонянина, продолжает быть любовницей Михаила Третьего и спутницей его диких оргий. Летописцы без всяких обиняков говорят, что он был отцом двух первых детей Василия. Поэтому историки уже во время правления последнего наперебой восхваляют не только красоту и грацию, но и мудрость и добродетели Евдокии; сам факт, что они усиленно настаивают на этом, указывает на больное место, бросавшее тень на Македонский дом.
Один Василий, по-видимому, легко переносил это затруднительное положение; ему, впрочем, было чем утешиться. Он был любовником Фёклы, сестры императора, которую к тому времени Михаил Третий вернул из ссылки; василевс закрывал глаза на эту связь, как Василий оставлял без внимания связь своей жены. И это было самое милое сожительство вчетвером, какое только можно себе представить...
Не стоит осуждать и Доброслава за то, что он вместе с Антигоном в ожидании, когда их позовут в Рим, ходил по венецианским борделям. Настя, его жена, остановившаяся в своей вере на христианстве, тоже не была святошей: уже второй год она жила в доме Светозара, вдовца, потерявшего сына, одинокого мужчины, но ещё крепкого воина. По ночам он прихаживал к ней в спальню, правда, эти посещения они оба сохраняли в строжайшей тайне от домочадцев, в особенности от Добрины и Радована. Маленький Зорий ещё ничего этого не понимал.
Крепкое здоровое тело красивой женщины жаждало мужских ласк, и как бы сама собой, без всякого принуждения, она отдалась Светозару, хорошо относившемуся и к её детям. А это для матери немаловажно... Кроме того, Светозар был могуч и силён, да и недурен собой, хотя годы давали знать: уже на голове пробивалась седина.