Завидев с башни норманнских вершников, страж заколотил билом в кожаный бубен, собирая весь. То было их селение. Мужики, хватая топоры, луки, ножи, высыпали к месту, где стояли вытесанные из камня священные фигуры Оленя и Волка. Бедно одетые, полуголодные, плохо вооружённые, они, столкнувшись лицом к лицу с отборными, в железных кольчугах конными воинами, поражённые, оторопели. Но никто не собирался их трогать. Наоборот, воины приветливо стали махать им шлемами, приглашая на доверительный разговор. Один из гостей на белом жеребце (это был Олаф) выехал вперёд и поднял кверху правую руку, с запястья которой свисала золотая цепь. Через переводчика он обратился к толпе:
— Кто из вас вождь племени?
— Я, — вышел, опираясь на копьё, лучше всех одетый человек, с густой копной волос на голове и более осмысленным взглядом серых глаз.
Олаф отомкнул от запястья цепь и кинул вождю:
— Держи! Это мой подарок тебе...
Собравшиеся переглянулись и радостно закивали.
— Мы не тронем вас и не будем мечом и огнём искать вашего повиновения, как это сделал год назад новгородский князь Рюрик, разорив ваши жилища, уведя в полон молодых и красивых мужей и жён и заставив выплачивать десятину... Так я говорю? — возвысив голос, спросил у веси кузнец.
— Истинно так! Раньше мы лишь делали жертвоприношения своим богам. Ныне всё стало иначе...
В подать новгородскому князю теперь шла десятая часть всех доходов семьи — хлеба, мёда, льняной пряжи и кудели, рыбы сушёной и солёной, мягкой пушнины, изделий из железа, полотна, дерева, кости. Для сбора десятины князем были назначены и оставлены здесь старшины. Одного из них, дом которого находился возле детинца, Олаф приказал доставить сюда. Старшину быстро приговорили к смерти, и вождь тут же пронзил его копьём.
— Теперь же у вас новый повелитель, справедливый и мудрый, норманн из Скандинавии. Он живёт в Старой Ладоге и будет защищать ваши жизни, как жизни своих воинов. С этого дня всё станет по-другому, — заверил кузнец, хотя и знал, что ничего по-другому не будет. Лишь бы заручиться поддержкой в борьбе за новгородский стол.
— Князь, — обратился вождь племени к Олафу.
Такое обращение очень понравилось кузнецу, но, оглянувшись на своих воинов, он громко поправил вождя:
— Князь — Водим Храбрый, запомните все! Я только начальник отряда.
— Дозволь мне, начальник, с другими финскими вождями выехать на Ольховый остров, что находится посреди истока Невы-реки, и вывести дозор, выставленный Рюриком, на тропу к жилищу Манна... Нам не нужны чужие, которых мы должны кормить, поить, поставлять им для утех своих дочерей... Издавна мы на этом острове охрану несли сами.