Амин со вздохом посмотрел на пронзительно-голубое небо. На сияющее - ещё не в зените, но близко, - солнце. Сейчас стоило повторить молитву, но перед глазами Амина встало совсем не лицо прекрасной богини Аллат.
“Я ненавижу вас. Весь ваш гнилой род. До последней косточки, до последней мыслишки, последней сути вашей жадной натуры ненавижу… Дружба. Помощь. Просьба. Всего лишь очередная клетка”.
Рычание совсем близко, и Амин зажмуривается. Так почему-то спокойней. И так можно справиться со жжением в глазах.
“Амин, а если бы ты поймал птицу-хумай, что бы ты пожелал?”
Дрянной, дрянной мальчишка, зачем ты это делал… зачем ты это делала, ты же всё знала и ничего не сказала, до самого конца не сказала!
“Я знаю, каково это - сидеть в клетке день за днём, день за днём и петь, петь, петь…”
Глухое рычание и горячее, зловонное дыхание в лицо.
Рука по привычке касается пояса - там, где раньше хранилась джамбия. Сейчас её нет и защититься нечем.
Амин открывает глаза, смотрит на окруживших его зверей. Оскаленные пасти, пенящаяся на клыках слюна…
Лазурное перо, почти не заметно светясь, легко кружится на ветру, падает на арену под ноги юноши.
Как по команде тигры ложатся на песок, тыкаясь носами в колени юноши, и лишь глухо ворчат, когда стража колет их копьями, заставляя встать.
Перо ловит солнечный свет и рассыпается синими брызгами, невидимое для замершей изумлённой толпы. Но не для Амина.
В полной тишине повелитель Яммы поднимается, подходит к узорчатым перильцам балкона и делает страже знак.
Рука султана зависает в воздухе, и поворачиваются копья, и невидимые Амину стрелки натягивают тетиву, а гвардейцы кладут руки на рукояти мечей.
Халиб и раньше не уважал традиции предков, не стал чтить и эту - выжившего на Арене должны были отпустить.
Вот только Амину не дадут выжить.
Рука опускается, и Амин, по-прежнему глядя на песок, где тает последняя синяя искра, вздрагивает, закрываясь от несуществующего удара.
За ним вздрагивает вся Арена, и песок вокруг Амина вздымается, пенится, сверкая на солнце сине-зелёной чешуёй.
Огромная кобра, раскрыв капюшон и обвив кольцами остолбеневшего Амина и ластящихся к нему тигров, с интересом смотрит на султана.
Под тихое угрожающее шипение Арена наполняется змеями.
***
В комнате было сумрачно - от убранных частыми решётками окон. Зато свет падал так, чтобы выгодно осветить арабеску на стенах и пушистый ковёр бедуинов на полу.
- Мир тебе, ибни, - улыбнулся юноша Алиф… а точнее джин-повелитель змей из города Мисбаха, стоя у закрытой двери.
Сидящий на полу Амин тяжело сглотнул, не сумев вымолвить ни слова.