Ни с Робом, ни с кем-либо другим. Я даже не уверена, что верила раньше в такую любовь, поэтому никогда мне не казалось, что я чего-то лишена. А от рассказов Алена мне сделалось грустно – не за Мами, а за себя.
Я улыбаюсь Робу и понимаю в это мгновение, что благодарна ему еще кое за что. За то, что он меня отпустил. И за то, что ему вдруг взбрело в голову закрутить роман с двадцатилетней девчонкой. Благодарна, что при разводе он взял ответственность на себя. Поэтому у меня есть еще крохотный шанс, пусть даже совсем микроскопический – что еще не совсем поздно, не все окончательно потеряно. Теперь мне нужно только попытаться поверить в существование такой любви, о которой рассказывал Ален.
– Спасибо тебе, – обращаюсь я к Робу.
Не прибавив больше ни слова, поворачиваюсь и иду к выходу. Саншайн стоит в палисаднике, упершись руками в бедра, и с раздраженным видом наблюдает, как я направляюсь к калитке. Мне кажется, что она так и простояла здесь все время, пытаясь придумать, какими бы словами меня уязвить. Что ж, Роба можно поздравить – он подцепил настоящую суперинтеллектуалку.
– Знаете что, вы не грубите мне в моем доме, – выпаливает Саншайн и при этом снова мотает пучком длинных волос, отчего становится похожа на норовистую лошадь, нервно дергающую хвостом.
– Постараюсь не забыть, если, конечно, когда-нибудь попаду в ваш дом, – обещаю я ей с радостной улыбкой. – Ну а пока, учитывая, что этот дом не ваш – в этом доме последние десять лет жила как раз я, – думаю, вам лучше оставить свои комментарии при себе.
– Ну, сейчас-то вы в нем вроде не живете, – заявляет Саншайн и, вильнув задом, хихикает мне в лицо, как будто сказала что-то безумно остроумное и колкое. Тем самым она лишь укрепляет вновь обретенное, переполняющее меня чувство свободы и легкости, и я улыбаюсь.
– Вы правы, – говорю я. – Я и впрямь здесь больше не живу. Хвала Господу.
Я иду через палисадник, ступая там, где росли мои обожаемые розочки, и наконец оказываюсь с девицей лицом к лицу.
– И еще одно, Саншайн, – спокойно обращаюсь я к ней. – Если ты хоть чем-нибудь заденешь мою дочь – хоть чем-нибудь, я сейчас не шучу, – я сделаю так, что ты до конца жизни будешь об этом горько сожалеть.
– Психованная, – бормочет она, отступая на шаг.
– А вдруг правда? – радужно улыбаюсь я ей в лицо. – Может, хочешь проверить? Попробуй, тронь – и увидишь, что будет.
Я удаляюсь, слыша за спиной ее невнятные причитания. Сажусь в машину, завожу мотор и выезжаю на шоссе. Я направляюсь на запад, в Хайаннис, потому что остаток дня намереваюсь провести с Мами, постигая уроки любви – до сих пор я даже не понимала, как мне этого не хватало.