Красота, поняла она тогда, зависит исключительно от нашего восприятия. После войны она обнаружила – и это было потрясением, – что не способна более видеть красоты ни в чем. Она сознавала, конечно, что мир не стал менее красивым, но его очертания словно расплывались перед глазами, а свет померк.
Теперь же нежные пастельные цвета, кружась, начали проступать в таинственных глубинах, из которых Роза не могла вырваться, – и она плыла и слушала. Оттуда, издалека, с поверхности этого необъятного и ласкового моря, снова доносились голоса. Она попыталась подняться к поверхности, ей вдруг показалось, что очень важно узнать, кто там разговаривает. Может, в этот раз ей послышалось что-то иное, чем прежде?
Медленно и плавно она поднималась все выше, теплые воды ласкали, а нежные краски вдруг напомнили ей о платье, которое она сшила ко дню тайного бракосочетания. 14 апреля 1942 года, вторник. День, который она не забыла бы никогда. Материю на платье достала ее подруга Жаклин, единственная, знавшая об их с Жакобом плане. Но Жаклин схватили в первую неделю марта за то, что она еврейка и иностранка. Ее арест был предвестником предстоящего кошмара, но Роза пока еще этого не понимала. Тогда, в чудесный день ее свадьбы, она и не думала об этом.
Платье из легкой полупрозрачной ткани было многослойным, и Розе потребовалось больше месяца, чтобы его дошить в темноте – она трудилась в своей комнате по ночам. Когда Элен, ее сестра, спрашивала, что она там делает, Роза прятала платье под одеяло и чем-нибудь отговаривалась. Но при том, что Элен, как казалось Розе, не одобряла Жакоба, посреди чернильной тьмы она, видимо, все же радовалась тому, что хоть одна из них нашла выход из сгущавшейся вокруг них беспросветной тоски.
Роза не хотела надевать на свадьбу белое, хотя, разумеется, она была девственницей. Но белый цвет означает невинность, а в Париже в те дни для невинности уже не осталось места.
Потому она пришла в цветном платье, все оттенки которого напоминали об утренней заре – в то время ее любимом времени суток. Молочно-голубой. Светло-розовый. Кремово-желтый. Бледно-абрикосовый. Приглушенный лавандовый. Слои ткани – казалось, их тысячи – окутывали Розу, невесомые, словно облачка.
– Ты – самое прекрасное, что я видел в своей жизни, – восхищенно сказал Жакоб, когда она вошла в комнату. И по тому, как он смотрел на нее, она знала, что это искренние слова, сказанные от всего сердца. Их глаза встретились, и в его взгляде она прочитала все, что им предстояло: жизнь где-нибудь вдали от Парижа и, конечно, дети, много детей. Они с Жакобом будут смеяться, рассказывать друг другу разные истории и вместе доживут до глубокой старости. Вся жизнь лежала перед ними, бесконечная и счастливая. И Роза позволила себе в нее поверить.