Потом встретила Роба, он уже учился на последнем курсе юридического, а я только поступила на программу бакалавриата. Мне-то казалось, что Кейп-Код обладает сильным магнетическим притяжением, но оно и сравниться не могло с силой, затянувшей меня на орбиту Роба. Когда мои противозачаточные таблетки не сработали – я к тому моменту поступила на первый курс юридического университета, – пришлось признаться Робу, что я беременна. Через неделю он сделал мне предложение. По его мнению, сказал он, так будет правильно.
Мы пришли к общему решению, что мне нужно взять академический отпуск, чтобы родить ребенка, и только после этого возвращаться к учебе. В августе родилась Анни. Роб получил работу на фирме в Бостоне и убедил меня побыть дома с дочерью подольше, ведь теперь он зарабатывает достаточно. Сначала идея мне понравилась. Но после первого совместно прожитого года между мной и им разверзлась такая пропасть, что я не представляла, как ее преодолеть. Мои будни, заполненные пеленками и памперсами, кормлением грудью и «Улицей Сезам», были неинтересны Робу, а я завидовала тому, что он каждый день уходит в большой мир и занимается тем, о чем я раньше мечтала сама. Я не жалела, что родила Анни, подобная мысль ни на секунду не посещала меня. Жаль только, что мне никогда так и не удастся пожить полной жизнью, для которой, как мне казалось, я была рож дена.
Когда девять лет назад маме поставили этот диагноз – рак груди, – Роб после долгих ночных препирательств и уговоров согласился перебраться в Кейп. Приехав, он обнаружил, что здесь есть возможность открыть свою контору, и стал в городке чуть ли не единственным адвокатом по делам о возмещении вреда здоровью. Мами в кондитерской присматривала за Анни, а я целый день работала у Роба помощником адвоката – конечно, не совсем то, о чем я мечтала, но, в общем, достаточно близко. Учась в первом классе, Анни уже вполне профессионально покрывала капкейки глазурью и защипывала пирожки. Все вроде бы наладилось и в течение нескольких лет работало как часы.
Потом у мамы случился рецидив болезни, у Мами начались проблемы с памятью, и оказалось, что спасать кондитерскую кроме меня некому. Не успела я опомниться, как стала хранительницей мечты – да только не своей, – а тем временем упустила все, о чем некогда мечтала сама.
Сейчас почти пять утра, до рассвета еще часа два. Когда я еще ходила в школу, Мами, бывало, говорила, что встречать новое утро – все равно что разворачивать полученный от Бога подарок. Меня удивляло такое сравнение, так как набожностью Мами не отличалась и исправной прихожанкой не была. Однако по вечерам, приходя к ней на ужин, мы с мамой иногда заставали ее стоящей на коленях у заднего окна – освещенная падающими лучами света, она тихо молилась.