Напряжение с ее лица уходит, она улыбается.
– А, понятно. Ваша бабушка была полькой, да?
– Нет, она отсюда. Из Парижа. Женщина наклоняет голову набок.
– Но ее-то родители были из Польши, нет? – Она закусывает губу. – Эту кондитерскую открыли мои прадед и прабабушка, сразу после войны. В 1947-м. Они были поляками. Большая часть этих рецептов родом из Восточной Европы.
Я неуверенно киваю.
– Все, что мы выпекаем здесь, развивалось как tradition ashkénaze, нашими предками. Мы и сейчас сохраняем эти традиции. Ваша бабушка, она juive? Э-э-э, еврейка?
Я медленно киваю.
– Да. По-моему, да. Но что такое tradition ash… как вы сказали?
– Это, как же сказать… le judaїsme traditionnel в Европе, – объясняет она. – Он начался в Германии, но очень давно, много веков назад эти juifs перебрались в другие страны Европы, на восток. До войны большая часть communautés juives, э-э-э, еврейских поселений в Европе были ашкенази, и мои предки тоже. Пока Гитлер не уничтожил их. Кивнув, я снова перевожу взгляд на выпечку.
– Моя бабушка рассказывала, что у ее родителей была кондитерская здесь, в Париже, – тихо говорю я. – До войны.
Оглядывая прилавок, я понимаю, что очень многих бабушкиных рецептов здесь недостает.
– А фисташковые пирожные у вас есть? – спрашиваю у женщины.
Она с недоуменным видом пожимает плечами, а я описываю сладкие полумесяцы моей Мами, ее марципанно-розовые пирожные. Женщина качает головой.
– Нет, такого я не знаю. – Вдруг, подняв голову, она замечает, что к прилавку выстроилась очередь. – Простите, мне пора. Может, все же возьмете пирожное?
Я указываю на Ronde des Pavés, так похожее на наш пирог «Звезда».
– Это, пожалуйста.
Хозяйка заворачивает пирожное в вощеную бумагу и укладывает в фирменный пакетик с названием кондитерской.
– Денег не нужно, – улыбается она, когда я лезу за кошельком. – Может быть, однажды и вы угостите меня, когда я приеду в Массачусетс.
Я тоже улыбаюсь ей.
– Спасибо. И вообще, спасибо вам большое за помощь. Она, кивнув на прощание, отворачивается к покупателям.
Я уже выхожу, когда слышу, как хозяйка окликает:
– Мадам? Поворачиваюсь. А, это она мне.
– Эти остальные сладости, которые вы называли, – говорит она, – мне кажется, они не имеют отношения к восточноевропейской tradition ashkénaze.
Помахав мне рукой, она скрывается среди многочисленных покупателей. Нахмурившись, я с недоумением смотрю ей вслед.
Подкрепившись куском пирога, я снова отправляюсь по адресу, полученному от Оливье Берра. Ronde des Pavés оказался не в точности такой, как наш пирог, но все равно очень похож. Я кладу в свой больше корицы – Мами всегда любила корицу, – и корочки у нас плотнее и маслянистее. Изюмины во французской версии золотистые, а я всегда кладу темный изюм. И все же очевидно, что оба рецепта имеют общее происхождение.