– шепчет он. – Это невозможно.
– Она все это время думала, что вы умерли, – тихо говорю я ему.
Он недоверчиво смотрит на меня.
– Она жива? – спрашивает он почти неслышно. – Вы уверены?
Я киваю молча, слова вдруг застревают комом в горле.
– Но как… как вы здесь? Как вы меня нашли?
– Она попросила меня поехать в Париж, чтобы выяснить, что произошло с ее семьей, – начинаю я. – Вашего имени не было ни в каких документах.
И я вкратце рассказываю о том, как сотрудники мемориала направили меня к Оливье Берру.
– Я помню его, – тихо говорит Ален. – Он разговаривал и с Жакобом тоже. Сразу после войны.
– С Жакобом? – переспрашиваю я. Он изумленно раскрывает глаза.
– Вы не знаете Жакоба? Я пожимаю плечами.
– Это еще один ваш брат? – Меня удивляет, почему Мами не указала это имя в своем списке.
Ален покачивает головой.
– Нет. Но для Розы он был важнее всех на свете.
Следом за Аленом я вхожу в его квартирку, маленькую и заставленную книгами. Десятки чашек с блюдцами стоят на полках и сверху на шкафах. Несколько даже висят по стенам в специальных рамках.
– Моя жена их коллекционировала, – поясняет Ален, проследив за моим взглядом и указывая на одну из полок с чашками. – Мне они никогда не нравились. Но после ее смерти рука не поднялась их выбросить.
– Соболезную, – говорю я. – И давно она?..
– Очень давно, – отвечает он, опустив глаза.
Мы входим в гостиную, и он предлагает мне занять один из двух обитых красным бархатом стульев с высокими спинками. Я сажусь, после чего и хозяин опускается на стул напротив меня.
– Моя Анна была одной из немногих, кто побывал в Освенциме и остался в живых. Мы часто говорили, что ей посчастливилось. Но она не могла иметь детей из-за всего, что с ней там сделали. Она умерла в сорок лет, горе ее убило.
– Искренне соболезную, – шепчу я.
– Спасибо. – Ален, нетерпеливо подавшись вперед, впивается в меня до боли знакомыми глазами. – Ну а сейчас прошу вас, расскажите же мне о Розе. Простите меня, я потрясен.
И я торопливо рассказываю ему все, что знаю сама: что моя бабушка приехала в Соединенные Штаты в начале 1940-х годов после того, как вышла замуж за моего деда; что у них была единственная дочь, моя мать. Рассказываю о кондитерской, которую Мами открыла в Кейп-Коде, и о том, как буквально час назад я набрела на ашкеназскую кондитерскую на улице Розье, где увидела множество знакомых мне пирожных и сладостей.
– Я всегда знал, что Роза – прирожденный кондитер, – мягко произносит Ален. – Наша матушка, она родом из Польши. Сюда в Париж ее привезли родители, совсем малюткой. Они держали кондитерскую, и наша мать до того, как вышла замуж за нашего отца, работала в ней каждый день. Даже после того, как наша мама родила детей, она продолжала помогать в кондитерской по выходным и по вечерам, когда клиентов было много. Роза, она так любила работать там с мамой. Это у нас фамильное ремесло.