— У него партийные руки, — сказал Кудрин, — но к этим рукам всегда нужно прикреплять стороннюю партийную голову, обладающую способностью критически мыслить и направлять руки.
Елена же с того времени была в тесной дружбе с Семеном, и эта дружба продолжалась до сих пор, несмотря на то что Кудрин не раз доказывал Елене всю ограниченность и узость Семена.
Обозленный тем, что Елена советовалась с Семеном о нем, Кудрин грубо бросил ей:
— Кроме этого болвана, другого советника не могла найти?
Елена вспыхнула.
— Не все такие умные, как ты, — ответила она злобно, — мы люди простые, глупые, делаем маленькую черную работу, в вожди не лезем, но и не гнием.
Кудрин с растущим негодованием смотрел на жену. Лицо ее, с подтянутыми губами, показалось ему противно ханжеским и глупым.
— Не знаю — загнию ли я, но вот что вы загнили на мелком уровне азбучных знаний партшколы низшего типа, это верно. Учиться вам еще надо, дорогие товарищи. Учиться. А то вы не партийцы, а безмозглые начетчики.
— Лучше быть начетчиком, чем ждать, когда выгонят из партии за гниение.
Кудрин потерял хладнокровие.
— А, черт! — вскрикнул он. — Хоть кол на голове теши. Ты знаешь, кто ты? Ты не женщина, не человек, не партийка, ты… — Он запнулся, ища слова пооскорбительней для удара, и, вспомнив одну из первых встреч с Еленой и ее безграмотные доклады, закончил с злобным удовольствием. — Ты «кердпидш». Как была тупым кирпичом, так кирпичом и осталась.
Елена вздрогнула и, вскинув голову, глухо ответила:
— Да, училась на медные копейки. Неученая. Но попрекать неграмотностью может не партиец, а старорежимный негодяй.
И бросилась из комнаты, рывком хлопнув дверью.
Кудрин рванулся за ней, остановился, чувствуя, что мутное и требующее немедленного выхода бешенство от неожиданного оскорбления подступает к горлу. Он хрипло дышал и водил глазами по комнате, ища невидимого врага. И глаза нашли его. На книжных полках стояла купленная однажды Еленой ему в подарок гипсовая статуэтка работницы со знаменем в руках. Скульптура была бездарная и насквозь фальшивая. Кудрин ничего не сказал Елене, чтобы не обидеть ее, и работница водворилась на полку.
Теперь Кудрин увидел ее словно впервые. Озверев, он схватил статуэтку и, размахнувшись, с силой пустил ее в дверь, через которую выбежала Елена.
Дерево гулко грохнуло под ударом, гипс брызнул во все стороны, поплыл по комнате медленно оседающей пылью. Мутный прилив злобы упал, подсеченный уничтожением статуэтки.
Кудрин провел рукой по глазам, схватил портфель и поспешно вышел из квартиры.
Уже на улице он опомнился и устыдился своей несдержанности.