Антон же больше всего напирал на новости науки и техники, а особенно на радио, с тех пор как пошли писать о приемниках, громкоговорителях, антеннах.
А еще любил в промежутках между побегушками заходить в железные ряды, где в лавках лежали груды всякого ржавого лома. Валялись часовые, игрушечные механизмы, изломанные, мертвые.
В эти минуты разгорались у Антона глаза. Иногда перепадали ему чаевые от покупателей, которым таскал он покупки на дом, иногда Нефед Карпыч в праздники, после хороших оборотов, раздобрев, совал Антону рваные бумажки, которые не хотели брать покупатели.
На эти гроши и покупал Антон ломаные механизмы и все недолгое время отдыха копался в них, чистил, свинчивал, маслил, и не было для него больше радости, как услышать тиканье и потрескиванье оживших колесиков и пружин.
Нефед Карпыч потешался над его страстью, но не мешал.
— Чистый клад у меня дуралей мой. Пятнадцать годов ведь. Другой в это время цигарку в зубы, клеш на полпанели распустит и с любой гуляет, а он все в хламе роется, — говорил он довольно соседу.
Но от механики и стряслась Антонова беда.
Однажды, вернувшись вечером, принес Нефед Карпыч под мышкой большую лакированную шкатулку черного дерева, а по крышке врезаны на ней искусным художником из цветных кусочков дерева и камней цветущая вишневая ветка и на ней воробьи.
— Лафовая работа! — щелкнул пальцем Нефед Карпыч, — японца делал. А главное — в ей секрет. Верхняя крышка попросту открывается, на защелке, а под ей железная, внутренняя, и тут секрет и есть. Пока до секрета не дойдешь, хоть топором бей, не откроешь — железо толщины в полпальца. Купил у генеральши за рупь на барахолке.
Антон взглянул на красивую шкатулку мельком и рассеянно и опять погрузился в чтение книжки. Книжку он выпросил у знакомого студента. Книжка была про радио, и Антон мучительно хмурил брови, стараясь понять, как делать приемник. Уже больше месяца как приемник не давал ему спать. Он ходил и грезил маленькой коробкой, из которой звучат человеческие голоса и чудная музыка. Но книжка, взятая у студента, была написана по-ученому, мудрено, и Антон с досадой захлопнул ее.
Он встал, чтоб отнести ее студенту, и увидел, как Нефед Карпыч клал шкатулку на верх печи, где были вынуты кирпичи.
«Чего это он шкатулку туда попер?» — подумал Антон, выходя.
Вернувшись, он прибрал комнату, вымыл стаканы и залег спать. Завтра было воскресенье — свободный день, и ему хотелось отоспаться.
Проснулся он утром, когда Нефед Карпыч ушел к обедне отмаливать торговые грехи. Взялся было за какую-то машину, но вдруг остановился.