Разбирала неудержимая злость. Становилось похоже, что придется вернуться ни с чем. Капитан Смит был прав.
Лететь в тумане было несложной задачей. Практика слепых полетов облегчала задачу. Приборы работали без отказа. Но обнаружить в этом кислом молоке маленькую кучку — четырнадцать человек, когда не удалось открыть даже такой ориентир, как огромный мыс, не приходилось надеяться.
Мочалов облегченно вздохнул, когда через несколько минут вырвался в полосу разреженного тумана и обнаружил на месте второй самолет.
Неприятно возвращаться с пустыми руками. Позорно, по все же лучше вернуться. Бить лбом в туманную стену — бессмысленное занятие. Мочалов досадливо закусил губу.
Может быть, как раз в этот миг под плоскостями проносится ледовый приют экспедиции «Беринга», и там, внизу, люди с отчаянно забившимися сердцами слышат над собой рев моторов, кричат, подают сигналы, ожидая избавления. Но ни они не видят самолета, ни самолет не видит их. Можно десятки раз пролететь над самым лагерем и даже не увидеть твердой поверхности, на которую можно сесть.
Он опять нагнулся к трубке.
— Возвращаемся… Будь проклят этот туман… Дай сигнал Блицу.
Саженко нажал кнопку. Укрепленная над кабиной лампочка замигала.
— Передавай: пойдем верхом. Не хочу болтаться в простокваше.
Саженко морзил. Мочалов вытянул ручку на себя.
Задирая нос, самолет набирал высоту.
600… 900… 1300… 1700… 2500.
И сразу, словно с размаху ударили по глазам, полыхнуло блеском и светом. Густо-синее, с лиловым отблеском небо, низко висящее солнце и глубоко внизу рыхлая, рыжевато-грязная вата облаков.
— Другая музыка, — услышал он в наушниках голос Саженко, — лети куда хочешь!
Мочалов бежит по площадке, задыхаясь, сжимая кулаки. Как это могло случиться?
Самолет Блица стоит, задрав к небу хвост. Край правого крыла, вспахавший снег, подвернут беспомощно и мертво, как у подбитой птицы. На снегу мелкие обломки нервюр и обрывки ткани плоскости. Двое людей у самолета держат под руки третьего. От бега и волнения Мочалов сразу не видит — кого. Только подбежав вплотную, узнает обескровленное лицо Блица, с опущенными веками и красной струйкой у подбородка.
Штурман Доброславин испуганно смотрит на подбегающего командира. Механик Девиль держит у подбородка летчика намокающий темным платок.
— Что? Что же это? — кричит Мочалов, набегая на группу.
Левой рукой он прижимает бок кухлянки. Сердце под мехом гудит, готовое вырваться наружу.
— Вот… понимаешь, — Доброславин растерянным жестом указывает на Блица.
— Ни черта не понимаю, товарищ командир, — бешено обрывает Мочалов.