Мальчики были так увлечены качелями, что не обращали внимания на дым. Со стороны могло показаться, что в этом душистом дыме вот-вот вспыхнет зеленое пламя, охватит и двор и дом. Не пощадит и мальчиков, резвящихся на качелях...
Тихонько скрипнули дверные петли. Из дома, рассекая плотный дым, вышла одетая с головы до пят в красное, высокая, стройная, белокурая женщина с мечом в руке. Подол ее платья, как пламя, распадался на язычки. Женщина, потирая слезящиеся от дыма крупные карие глаза, подошла к очагу, бережно прислонила меч к тутовому дереву и сама прислонилась к его мощному стволу.
За эти восемь-девять лет Баруменд очень изменилась. Будто это была не та самая, похожая на розу, Баруменд с младенцем. Куда подевалась юная улыбка пламенных губ? И вправду, все, подобно красоте Сакины56, преходяще. Природа отобрала ощутимую часть прелестей, подаренных Баруменд. Хотя ума и прибавилось, утрачено было многое. В пышных косах, ниспадающих до щиколоток, были заметны белые бороздки. Но, как и в прежние годы, она привязала к кончикам кос разные украшения. Привлекательность карих глаз, более лучезарных и блестящих, чем солнце, все еще не была утеряна.
А нежные руки Баруменд... Они сейчас больше походили на руки кузнеца. Будто увеличились и окрепли от молота. Эти руки после казни Абдуллы добывали хлеб из камня, огня и воды. Эти руки уберегли соколят-сыновей и меч Абдуллы.
Сыновья так были увлечены, что не видели мать. Баруменд, вытерев слезы, стекающие по безвременным морщинкам на белом лице, любовно смотрела на сыновей. Ласковым и бодрым голосом она окликнула их:
- Бабек, Абдулла, да буду я вашей жертвой, перестаньте качаться, устанете! Сейчас выглянет солнце! Муавия с выпаса прямо в атешгях пойдет, нам надо успеть туда раньше него. Слазьте, идите сюда.
- Гоп!
- Гоп!
Мальчики, проворно соскочили с качелей, подбежали к матери и потянулись к мечу, который Баруменд подняла над собой, держа одной рукой за рукоять, а другой - за кончик ножен. Бабек и Абдулла, подпрыгнув, повисли на мече.
- Мне!
- Нет, мне!
Баруменд никому из них не отдала меч, прикрикнула на сыновей:
- Хватит баловаться! Я дала обет в атешгяхе. Грех падет на нас, если опоздаем на обряд Верности... Встаньте-ка у очага, благословлю вас и пойдем.
Братья, отпустив меч, заспорили друг с другом. Абдулла тянул Бабека за ворот его долгополой рубахи и бубнил:
- Отцовский меч - мой. Мама для тебя купит у дяди Шибла меч получше.
А Бабек, обняв упрямого брата, то укорял его, то уговаривал:
- Слушай, на что тебе меч? Ты еще мал. Когда подрастешь, как я, купим меч и тебе. Отцовский меч переходит к старшему сыну. Я поспорил с Муавией. Оседлав коней завтра ночью в Гранатовой долине, устроим скачки. Его коню далеко до моего. Правда, мама? Такого коня, как мой Гарагашга, нету даже в табуне дяди Салмана.