Первое, что сделал германский МИД, — пригласил и выслушал японского посла в Берлине, генерала Осиму, близкого друга Тодзио и одного из архитекторов, с японской стороны, тесного военного германо-японского альянса, а также ярого поборника вступления Японии в войну на стороне Германии.
Но каковы бы ни были его личные чувства, Осима и его люди в Берлине мало что могли сообщить. Да, это верно, что он получил «шифрованную телеграмму из Токио, касающуюся этого дела. Но это вопрос, относящийся исключительно к компетенции правосудия и полиции, и, в соответствии с японскими традициями, должен оставаться свободным от какого-либо политического влияния. Арест Зорге, естественно, не имеет особого значения с точки зрения внешней политики. Напротив, японская полиция не решилась бы арестовать Зорге, не имей она определенных причин подозревать его».
Возможно, что Зорге арестовали по обвинению в оказании помощи японскому коммунистическому движению.
Подобное сугубо официальное отношение к инциденту со стороны японского посольства в Берлине вызывало тревогу и не могло удовлетворить немцев. Чиновник германского МИДа счел подобное обвинение «в высшей степени маловероятным. Посол Отт и персонал посольства были единодушны в своих сомнениях, что Зорге — кстати, отрицавший свою вину, — мог совершить проступок, приписываемый ему». Берлин считал настоятельно необходимым как можно скорее разобраться с этим делом и освободить Зорге. Осиму попросили использовать все его влияние для решения вопроса в подобном духе.
31 октября японский посол стал несколько более разговорчивым. Во время случайной встречи с сотрудником германского МИДа, имеющим отношение к делу, Осима сказал, что «из телеграммы, которую мы получили от министра иностранных дел, стало ясно, что в распоряжении японских следственных органов имеются письменные доказательства связей Зорге с японскими коммунистами. И потому почти невозможно вмешаться в процесс, который должен завершиться судом — инстанцией, политически независимой и ответственной лишь перед самим императором».
Осима считал вполне возможным, что Зорге мог использовать коммунистов для получения политической информации о тенденциях и настроениях, господствовавших в японском правительстве и в стране вообще. Германский чиновник, с которым беседовал посол, счел это в высшей степени невероятным. Он сам служил в Токио и лично знал Зорге, «но никогда не замечал в нем каких-либо коммунистических наклонностей».
Однако и Осима, и германский МИД были единодушны в том, что дело это не должно навредить, да еще в столь деликатный момент истории, курсу германо-японских отношений, направленному на достижение полного военного и политического согласия. Вот почему первая реакция Осимы была точно такой же, как и у его германских коллег. Он не уставал подчеркивать, что «возможно, лучшим решением было бы позволить Зорге беспрепятственно покинуть Японию, с тем чтобы враг не мог извлечь политический капитал из этого инцидента». В любом случае он, якобы, вмешался бы в дело только с тем, чтобы решить его в пользу Зорге.