Мало того, что мой мочевой пузырь кричал, что он переполнен, так ещё теплый ручеек между ног предупредил меня о кровотечении.
Уинстон был нетерпелив. — Ты сможешь подождать до того, как мы поужинаем и вернемся в наш номер.
Я с трудом подавила желание ударить по его потной руке и послать в ад. Это было трудно.
Уинстон тащил меня с собой, как будто я была не более чем богатый аксессуар. Он заказал еду для меня, а затем критически оценивал, что я не ела, к его неудовольствию
Уинстон вытер креветочный соус со рта с белой салфеткой. Я смотрела на красное пятно на чистом льне. — Промиз, — сказал он строго. — Тебе нужно будет научиться заботиться о своем теле, если ты хочешь иметь полный дом детей.
Я уронила ложку, которую сжимала и прикусила язык так сильно, что почувствовал вкус крови.
Но слова вышли в любом случае. — Позаботиться о своем теле? Было бы легче "заботиться о своем теле", дорогой муж, если бы ты воздерживался от использования его в качестве боксерской груши, чтобы удовлетворить свои порочные желания.
Я сразу поняла, какую ошибку я сделала. Уинстон бросил салфетку, побледнев от ярости, кинул на меня убийственный взгляд. Я смотрела на него, зная, что он не мог прикоснуться ко мне посреди переполненного ресторана.
Он тоже это знал. Наша официантка, красивая, молодая женщина азиатской внешности, вернулась и радостно наполнила наши стаканы водой. Уинстон не сводил глаз с моего лица.
— Я хотел бы счёт сейчас, пожалуйста.
Официантка чирикнула веселым голосом. — Могу ли я заинтересовать вас нашим десертным меню?
— Нет, — сказал Уинстон с холодной улыбкой. — Мы закажем десерт в свой номер, спасибо.
Я смогла заставить себя пойти с ним обратно в комнату, и у меня была уверенность, что я продолжу покорно отдавать себя. Это было ради моей сестры. Я хотела сделать то, что должна была, чтобы не допустить этого для неё.
На этот раз Уинстон Оллрид не будет удовлетворен, нападая на меня физически. Он заставил меня раздеться догола и стоять перед зеркалом в ванной. Освещение отбрасывало суровый оттенок на синяки, которые покрывали меня ниже шеи. Он стоял рядом со мной и приказал мне смотреть на себя, говоря грязные вещи.
И все это время я думала, как я могла так ошибиться? Я полагала, Уинстон был просто человеком, как мой отец; властный и влюбленный в себя, но никогда по-настоящему жестоким.
Но Уинстон был хуже. Он был тираном, монстром. Может быть, мой отец тоже был монстром. Может быть, все мужчины тайно были такими.
Я не позволила себе слез унижения, которые грозились пролиться. Но когда он снял ремень и начал битья меня по ногам, несколько слезинок скатилось против моей воли.