Когда-то давно с моим покойным мужем Иваном пошли мы за грибами и заблудились. Уже смеркалось. Он шел впереди по горкам и низинкам, прокладывал путь через болотные кусты, похожие на спутанную проволоку, нервничал из-за меня, а я испытывала удивительное чувство, похожее на счастье. Я обожала это ощущение неизвестности, приправленной опасностью, но не настоящей, ведь я знала, что в конце концов мы выйдем из леса, все-таки не тайга, и медведей или волков мы не встретим, в крайнем случае – лося. И я не хотела, чтобы мы быстро нашли дорогу, даже устав, я длила в себе ожидание того, что предвидеть нельзя, и того, что можно: радости вернуться после приключения к обыденному, которое станет на время привлекательным. Разумеется, мы вышли из леса, появился огонек, и я радовалась, что идти к нему нужно через долгое поле. Огонек был в окне фермы, а потом шоссе, а потом грузовик до города…
Подобные случаи со мной происходили всю жизнь. Даже во сне я блуждала по незнакомым городам, и случалось, бродила по ним неоднократно, потому что узнавала улицы. Иногда я знала, как называется город, иногда – нет, но к реальности это в любом случае отношения не имело. Я ведь и по Петербургу ходила во сне, но он не был похож на город, в котором я жила. На этот, нынешний, он тоже не походил.
Даже с закрытыми глазами я по запаху, по особой тишине ощущала, что по-прежнему нахожусь в проклятой Коломне. Было раннее утро. Дождалась, пока часы в гостиной пробили шесть. Повторяя про себя: «Хочу домой!» – попробовала заплакать. Не получилось. Интересно, что присутствия отчаянья я в душе своей не обнаружила. Если только меланхолическую печаль…
Пошла в кухню и по дороге уяснила, что кухонные бабы спят и в коридоре на ларях и скамейках, и в самой кухне. Но спали не все. Марфа ставила самовар. Налила мне квасу, я попила и пошла досыпать.
Кто-то заглядывал ко мне, но окончательно разбудили стук и разговоры за стеной, а потом явилась Наталья, чтобы заняться моим туалетом. Получалось так, что теперь у нас с Зинаидой была одна горничная на двоих.
В соседней комнате начали выставлять зимние рамы. Я думала о поиске подворотни. Я не представляла, где эта Большая Мещанская, но что-то внутри меня в нетерпении дрожало и пело. Понятия не имею, откуда она взялась, эта уверенность, только я знала, что уже сегодня буду дома. Не знаю как, но скоро я вернусь в свой Петербург, в свое время.
Погода чуток разгулялась, солнце загадочно просвечивало сквозь облачную пелену. Я заглянула к Зинаиде, где бородатый дворник Егор, немолодой крепыш-коротыш, уже вынул внутренние рамы и распахнул окно. Пришли деревенского вида девушки (их наняли мыть окна и полы), но Зинаида отослала всех в мою комнату, а сама села возле клетки с голубем и спросила, не глядя на меня: