Не сочтите за бесцеремонность мои вопросы, но ответ на них чрезвычайно важен для меня. Скажите правду, какой бы горькой она ни была…»
– Что же теперь? – спросила Зинаида плачущим голосом, и сама ответила: – Конец всему.
Она выглядела донельзя растерянной, глаза ее наполнились слезами. Вообще-то плакать следовало мне. Как только я подумала о конце переписки, мое тошнотворное существование в допотопной Коломне показалось совсем невыносимым. Письма, как ни странно, поддерживали во мне интерес к жизни, наполняли ее положительными эмоциями. «Переписка с Вами стала для меня необходимостью», – писал он. «Узнал Вас и почувствовал…» Это меня он узнал! А Зинаида воображает героиней себя. У нее выкатилась слеза, и она сообщила:
– Как бы я хотела ходить с ним по Толедо… Но это невозможно…
Черт знает что такое!
Я бы встретилась с Дмитрием, но я не могла ему даже написать. Я бы плюнула на незнание старой орфографии, но ведь почту контролировала Зинаида. Хотя, конечно, главная заковыка в том, что я не смогла бы дать ему внятное объяснение, кто я такая.
– Не могу без его писем, не хочу… – Слезы катились у Зинаиды по щекам, лицо сморщилось и стало совсем асимметричным.
– Только не распускайте нюни, и так тошно. Будут письма, все будет.
– Вы знаете, как ответить? – встрепенулась она.
– Как-нибудь ответим. Хорошо бы помучить его ожиданием письма. Я бы его помариновала…
Мариновать Дмитрия Зинаида категорически не хотела. Мы прогулялись по Фонтанке и вернулись сочинять письмо, но сначала долго не могли избавиться от Анельки, а затем, уже в закрытую дверь, стучала Серафима, требовала ее впустить и переругивалась с Зинаидой. Потом мы долго молчали, я стояла, глядя в окно. Наконец Зинаида взяла перо и приготовилась писать, словно послушная школьница.
Раньше в такие моменты я ощущала себя драматургом, режиссером и актрисой, исполняющей главную роль. Одна в трех лицах, я была почти всемогуща, я творила придуманную жизнь, управляла ею. Сейчас я знала, что скоро спектаклю конец. Сбросив чужие костюмы и судьбы, разойдутся актеры, погаснут софиты, и сцена погрузится во тьму. Я останусь одна. Выход из роли для меня – в никуда. Хотя нет… Где-то в уголке, за кулисами, я услышу тихое поскуливание и найду, чуть не наощупь, маленькую кучку тряпья и костей по имени Зинаида.
– Вы понимаете, что когда-то это должно закончиться? – спросила я. – Сейчас мы продлим переписку, но рано или поздно зайдем в тупик.
Зинаида покорно кивнула головой и принялась писать.
«…Я действительно свободна, никто и ничто не мешает нашей переписке, которую я не просто ценю, а нуждаюсь в ней, нуждаюсь в дружеском участии и разговоре. Не торопите меня, милый Дмитрий, не спешите получить объяснения. И не случайно я прошу Вас повременить с личной встречей. Поверьте мне на слово – так надо для моего благополучия и спокойствия моих близких. Давайте жить текущим моментом и радоваться тому, что есть. Не придумывайте ничего, Бога ради, я еще не впала в нищенство, и портрет, присланный Вам, весьма похож на оригинал…»