Наверное, это была самая длинная речь Прокопия Корниенко за всю его тридцатишестилетнюю жизнь. Его помощники горячо поддержали эту речь, а парторг Павел Алексеевич Наговицын добавил:
- Мы так под Сычевкой действовали.
- Правильно. Традиции дивизии надо сохранять, - подтвердил Корниенко.
- И вообще, поменьше болтать и размахивать руками, - высказался горячий, уже обстрелянный в боях Рыжих.
- То тоже верно, - усмехнулся майор. - А если размахивать, то только гранатами.
Корниенко не любил по каждой мелочи обращаться в штадив. Больше того, он почти никогда не звонил "хозяину" первый. Разве только с радости, при очередном успехе. Не доложил он и о последнем своем решении: рассредоточении командного состава по батальонам и мелким штурмовым группам.
Ночь. В это время всем людям на земле положено спать. Всем, только не фронтовикам, и особенно в ста метрах от фашистов. Не спала в ночь с двадцать четвертого на двадцать пятое ноября и наша дивизия.
Особенно много хлопот навалилось на артиллеристов. Подвоз снарядов прямо-таки выжимал последние силы. Днем нельзя высунуться не только с машиной, но и с повозкой: обязательно попадешь или под снаряд, или под бомбу.
Потерял покой, посерел капитан Николай Прокопьевич Попов, начальник артснабжения дивизии, ижевский инженер-оружейник. Помрачнел и майор Засовский. Может быть, более спокойным выглядел командир артполка Удалов, тихий характер которого никак не соответствовал его фамилии.
Все они по ночам дежурили на переправе через реку Ловать, на время возведенной у деревни Возгрино. Это была, можно сказать, самая главная питательная артерия. День или полтора о ней не знали немцы, но потом засекли и стали методично класть у переправы мины.
Другую строить было некогда, да и негде, приходилось пользоваться пристрелянной. И тут, у шаткого дощатого моста, не раз разыгрывались страшные трагедии.
То, что на войне убивают людей, знают все и, наверное, не удивляются. Другое дело - при каких обстоятельствах погибает человек. На переправе у Возгрино солдаты погибали, как герои.
Шел обоз со снарядами старшины Александра Лекомцева. Шесть подвод, сто двадцать ящиков. Сопровождали обоз командиры орудий, каждый свою подводу. У моста лошадей подстегнули, обоз рассредоточили. Первые подводы проскочили. А последняя...
Снаряд разорвался перед лошадью, сбросив ее с моста. За лошадью свалилась и повозка. Остальные дали ходу - в куче можно погибнуть всем. Отъехали немного под укрытие, и старшина Лекомцев сказал:
- А жалко двадцати ящиков...
- Пропадет добро, - поддакнул командир орудия Михаил Нистулов, молодой учитель из Башкирии.