— И-и… — вытянула бабка в темноте избы, — скоко я в жизни снесла, разве перескажешь все-то. Ниче мимо меня с братцами не прошло, ниче не обежало… ни хорошее, ни худое. Новость какая из Пахомово, затеванье — сначала мы узнавали. Иной раз почтарка еще далеко, а ты уже поняла, с какой она вестью… с похоронкой ли, с радостью ли для кого. Встретишь ее, повыспросишь… Да она и сама мимо не пройдет, стукнет в окошко…
Говорила бабка распевно и монотонно, будто пряжу пряла. Размеренный тихий голос ее то усыплял нас, то вновь вырывал из зыбкого полусонного забытья.
— И всю жись эдак: на работу выходишь первой, домой попадаешь последней… кажин починок с тебя, с крайнего жителя. На собранье-сходку вон и то всегда первой спешишь, идти-то всех дальше… не опоздать бы, не прослушать чего. По мне так наша половина деревни и судила: «Знать, и нам пора, раз Алина пошла». И куды ни бежишь, че ни делашь, всегда одна дума на уме: как там, пронеси господи, ребятишки дома? Избу не спалили бы, иль чего другого не вытворили. Рано начала их с собой на работу брать. Все сердцу легше, когда на виду.
— А как с париями, с гулянками? — стряхнул вдруг дремотье Вадим. — Неужто не тянуло?
— Держалось и такое в голове… я долго в соку была, долго во мне бабье бродило. Другие вон живо без мужиков-то усыхают, издергиваются, страшными становятся, а я летов до пятидесяти стать держала, хошь немало сначала-то и изводила себя, ревела ночами…
Вадим заворочался под одеялом, его, видно, не на шутку волновала эта сторона бабкиной жизни.
— И решилась-таки, не побоялась?
— На че решилась? А-а… а че бояться. Баба на то и живет, чтоб детей выхаживать, чтоб род длить. Вот ежели котора не рожает, а с мужиками за подарки, за деньги балуется, тогда другое дело. В загранице, сказывают, полно их… просифунток этих самых, помилуй их, господи.
Вадим бешено захохотал, закатался по кровати, отжав, должно быть, Геру к стенке.
— Вот ты, бабка, и есть…
— Я? — задохнулась бабка. — Да ты че? Да как у тя язык поворачивается?
— Точно, бабка… точно, — входил опять в игру Вадим. — Мужика у тебя нет? Нет… Дочь у тебя имеется? Имеется.
— Дак ведь я не за деньги, я по доброй воле…
— Кто знает? Кто знает? — напирал серьезно Вадим. — Попробуй докажи теперь.
— Ой, да че ж это? Да уймите вы издевателя! — воззвала к нам с Герой бабка.
— Двинь его хорошенько, — попросил я Геру, — чтоб с кровати слетел.
На кровати началась возня, барахтанье, потом кто-то действительно шлепнулся на пол.
— Такого битюга разве спихнешь, — полез снова к стенке Гера.
— Вот убей меня бог! — клялась меж тем бабка. — Вот я хошь бы столечко, хошь бы грамм корыстный от своего имела. Да и че с него было взять-то, с беженца оборванного. Ему токо можно отдать было.