— Кто налакался? Мы налакались? — Савельев с трудом приподнял голову. — Ложь несусветная, поклеп! Пусть у тебя, Политыч, ноги отсохнут. Футболист нашелся.
— У вас они скорее отсохнут, валяетесь так, — ворчал наставительно Полит Поликарпыч. — Борова этого оставить придется.
— Ничего подобного, — мигом запыхтел, поднимаясь, Дима. — Ишь захотели… Да я вас быстрее соберусь. — Но прыть его только на словах осталась, он тут же вытянул руки над едва краснеющими угольками: — Дровец бы подбросить.
— Каких еще дровец? — возмутился Полит Поликарпыч. — Скоро светать начнет.
Савельев нашарил рукой бутылку, глотнул прямо из горлышка, сунул бутылку Диме:
— Полечись.
— Вы чего там, заново начали? — сурово спросил директор.
— Все в порядке, шеф! — вскинул себя на длинные ноги Савельев. — Мы, как стеклышки, мы готовы!
Суровый голос шефа расшевелил и Диму, он тоже стряхнул сонливость, неловко и суетливо пристраивал патронташ на большом животе.
Ефим с беспокойством поглядывал на восток, там уже вроде бы обозначилось посветление, край неба точно размылся и отстоялся от темноты. Успеть бы вовремя развести охотников.
— Поехали, поехали… опаздываем, — заторопил егерь. — Да прикройте хоть, — показал он, отходя, на палатку. — Воронье растащит.
Дима и Савельев загнули концы палатки, придавили тяжелым камнем сверху, чтобы брезент ветром не раздувало.
Ефим выбрасывал весла на берег:
— Разбирайте, стаскивайте лодки и за мной…
Выбившись проходом на чистую воду, Ефим подождал охотников. Тем приходилось туго. Лодки у них были широкие, садились бортами на камыши. Весла, которыми они толкались, как шестиками, глубоко, по самую почти ручку, уходили в вязкое, илистое дно. В камышах слышалась ругань, яростное, натяжное кряхтенье.
Первым появился Савельев, затем — директор с Политом Поликарпычем. Отдышались, вставили весла в уключины. Только Дима не появлялся, хоть ему было легче всех плыть — впереди, как-никак, прошли четыре лодки.
— Ты чего там шарашишься? — шипел нетерпеливо Полит Поликарпыч.
— Воды зачерпнул, — выехала низко осевшая лодка Димы. — Выбросать бы чем-то?
Ефим передал ему черпалку, сделанную из консервной банки. Дима принялся вычерпывать воду.
— Небось, согрешил ночью-то? К дояркам втихаря сбегал? — издевался над ним Савельев. — Все у тебя не эдак сегодня.
— Согрешил, согрешил, — похохатывал Дима.
— Мы сегодня выедем, нет? — тихо спросил директор. Так спросил, что все примолкли.
Дима сильнее заработал черпалкой.
11
Наконец все же тронулись.
Впереди бесшумно скользила лодка Ефима. Сзади, нестройной флотилией, не очень-то умело обращаясь с веслами, брызгая, шлепая, скрипя уключинами («смазать не догадался», — досадовал на себя Ефим), двигались остальные. Особенно неровно плыл Дима, он то налетал на чью-нибудь лодку, то далеко отставал, приходилось останавливаться, поджидать — еще потеряется в темноте. Охотники, когда он догнал всех, кляли, материли его почем зря, а Полит Поликарпыч так даже грозился веслом огреть. Однако ничто не помогало, лодка под Димой вела себя дико и своенравно, как необъезженный конь.