— Успокойтесь, уважаемый магистр… — Кальконис наделил Аваддона этим званием, считая, что на посторонних оно производит сильное впечатление. И где-то он был прав. — Росомоны так птицу Сирии прогоняют.
— Птица Сирии? Райская птица-дева?! Я всегда думал, что это миф!! Аваддон был просто поражен. — Но это невозможно! Ее уже столько веков никто не слышал!
— В этой стране, магистр Аваддон, возможно все.
— А ужасный звук, от которого я едва не оглох?
— О-о-о, этот инструмент придумал их знаменитый гусляр Боян-сказитель. Называется он «эстрах».
Аваддон опустился на свое место возле костра. Подошел Тур Орог, осведомился, все ли с гостем в порядке.
— Благодарю, мне уже лучше, хотя этот звук…
— Эстрах не гусли. Услады сердцу не приносит.
— А что бывает с теми, у кого этого инструмента не окажется в момент встречи с птицей Сирии?
— Птица зачаровывает человека до беспамятства, а потом с душой несчастного игрища устраивает. У меня лета три тому многих добрых мечников она перед боем скосила… пришлось уходить от ворога, так и не скрестив мечей. А вообще-то она — птица Сирии — дева добрая, с ней и смерть принять — слаще иной жизни!
Когда тысяцкий ушел, шурша плащом, похожим на княжеский корзно, Лионель Кальконис сказал, мечтательно глядя в ночное небо:
— Я в этих краях странствую уже добрый десяток лет, а вот пение птицы Сирии слышал впервые! Она только здесь, на севере, людям объявляется. Не знаю уж почему, но только слышат ее немногие из приезжающих издалека. Можно сказать, что нам повезло.
— Да уж, повезло… — пробормотал Аваддон, укладываясь спать на меховую подстилку.
Той ночью он долго не мог уснуть. Чем глубже в дебри непонятной страны он забирался, тем больше мрачных дум появлялось в его голове. После встречи с птицей-девой чародей вновь попытался войти в состояние, когда священный Эйдос открывает врата абсолютного знания человеческому разуму, но не смог этого сделать. Какая-то непонятная сила не позволяет ему творить заклинания. Этот край просто переполнен молодой необузданной энергией, и она не подчиняется чародею, и она же не дает ему использовать мощь его магии. Невидимый обычным людям мир, в котором силой мысли чародея творятся прообразы будущих его заклинаний, почему-то не воспринимает эти прообразы здесь, в стране Рос. Он либо отторгает их, либо создает нечто несуразное. Все это в целом заставляет задуматься о той невообразимой мощи, которой обладает край Годомысла, и если Аваддону удастся овладеть даром князя, то чародей может овладеть поистине колоссальной властью над физическим миром! Тогда даже ангел смерти Малах Га-Мавет будет считаться с ним, а не помыкать им как обыкновенным смертным! И если для достижения великой цели ему придется уничтожить этот молодой необузданный мир, он колебаться не станет!