И тогда случилось чудо, потому что чудо всегда подстерегает нас, и стоит на него надеяться даже в минуты глубочайшей тревоги и полного отчаяния. Я увидел Вольфа! Он только сегодня прибыл во Львов, два месяца пролежал в госпитале после ранения на фронте. Остальные охранники тоже были лагерными новичками и не принимали участия в ликвидации лагеря. Они не проявляли к нам той жестокости, к которой мы уже привыкли, и, когда Вольф стал их убеждать, что нас нужно отпустить, они не протестовали и стали размышлять, как это организовать, тогда Вольф предложил улепетывать всем вместе, и мы разбежались кто куда. Всего во время ликвидации и вместе с нами бежали 160 жидов, часть из них потом отловили, но большинство жидов укрылось в канализации, там, где было главное русло Полтвы и где уже пересиживала не одна жидовская семья. Запах был не из лучших, но человек привыкает ко всему, как бы то ни было, немцы такого не ожидали.
Тем, кто бежал из лагеря, пришлось жить в канализации восемь месяцев, до 27 июля 1944 года, пока немцы не оставили Львов, а те, кто поселился там раньше, прожили в канализации почти два года. Еду им поставляли львовяне, кто-то приносил даром, а кто-то за деньги, ведь жиды пришли туда целыми семьями и прихватили с собой драгоценности, поэтому могли покупать еду. А когда немцы оставили Львов и все они наконец вышли из темных зловонных подземелий, дети подняли страшный крик: так их поразил шум улицы и ослепительный солнечный свет, теперь они хотели только одного – вернуться обратно в каналы…
Сначала мы с Вольфом укрылись в каналах вместе со всеми, но потом Вольф попросил у кого-то гражданскую одежду, переоделся и навестил маму Ореста. Вернулся с едой, одеждой для меня и для себя и с новостями. Ясь в это время находился в Армии Крайовой, с ним не было никакой связи, Орест – в УПА, но мама Ореста имела с ним связь через Люцию. Ночью мы выбрались из канала и отправились к Винниковскому лесу, в условленном месте нас ждала Люция, она отвела нас в партизанский лагерь. Там я встретил еще нескольких львовских жидов, из тех, что восстали в лагере. Но самая большая радость была, когда мы обнялись с Орестом. Мы смеялись и плакали, я по сестре, а он по любимой…
Когда нас с Вольфом принимали в отряд, командир удивлялся, что немец идет в партизаны, но ему рассказали, кем был отец Вольфа, и он уже не возражал, только велел, чтобы мы выбрали себе новые имена. Я сказал: «Соломон». А он: «А почему не «Царица Савская?» А я говорю: «Потому что Соломон». А Вольф, естественно, стал Волком. У нас было несколько схваток с немцами, а накануне вступления большевиков во Львов бойцы АК подняли восстание против немцев и выбили их из многих районов, чтобы захватить власть в городе раньше большевиков, но они были вынуждены отступить в лес. Тогда, собственно, мы и встретились с Яськой. Его отряд был разгромлен большевиками, сам Яська был ранен в ногу и не мог идти. Люция забрала его в село, а когда он подлечился, фронт уже был далеко, Яське не оставалось ничего другого, как присоединиться к нам. Потом были бои с энкаведистами, в 1947-м мы решили прорываться через Карпаты на Запад, но приближалась зима, мы разбились на отдельные группы и засели в укрытиях. Зимой партизанить было невозможно, следы выдавали нас. Так мы и оказались все четверо в одном схроне. У нас теперь было много свободного времени, чтобы пообщаться.