– Верю. Читал в одной книге… Называется «Весенние игры в осенних садах»… Автора забыл. Прикольная книжка. Не читал? Ну да, ты же таких книг не читаешь, я знаю. Так вот, там чувак пишет, что клин нужно вышибать клином. Вот я и вышиб. У меня есть новое увлечение. Отец у нее, правда, не таможенник, а заместитель начальника дороги, но тоже не последний человек, правда же?
– Ну что ж – поздравляю. Ты далеко пойдешь. А как насчет чувств?
– Я ее люблю. Не смейся. Любовь – это знаешь что? Это такая болезнь. Она длится очень недолго. А потом… потом уже наступает симбиоз двух существ. Кто-то пальма, а кто-то лиана. Вопрос лишь в том, кто из кого пьет соки.
– У меня такое подозрение, что пить соки собираешься ты?
– По твоей милости. Вот если бы ты выучился на юриста, хирурга или на крайняк стал народным депутатом, соки пили бы из меня. – Заметив удивленный взгляд Яроша, он рассмеялся, а потом поднялся и продолжил: – Да нет, я шучу. Мне пора. Будем дружить семьями? Ладно?
В приоткрытое окно врывался шум растревоженных ветром деревьев, ветви трепетали и стучали в стекла окон, а вскоре пустился ливень и застучал по крыше. Ярош проснулся и подумал, что дождь может залить подоконник. Осторожно, чтобы не разбудить девушку, встал, закрыл окно, а потом спустился в ванную. На кухне на столе увидел в корзиночке груши, которые собрала Данка. Идея завтрака родилась мгновенно – смешал яйца, муку и молоко, добавил жидкого меда и, обмакнув в тесто кусочки груш, обжарил их на сковороде. И тут зазвонил мобильный: Курков.
– Привет! Я уже во Львове. Нужно где-то пересечься.
– Хорошо. Я свободен. Подарю тебе классную книгу воспоминаний о Львове.
– Что? Уже вышла?
– А ты знаешь о ней?
– Догадываюсь. Ты мне сбрасывал какие-то куски.
– А, я забыл. Так где встречаемся?
– Ну, как где? Там, где цветет гашгаш, под тенью его, – Курков засмеялся и отключился…
Ярош попытался его перенабрать, но тот оказался вне зоны. Потом позвонил издатель и сообщил, что везет ему книги, как и обещал. На удивление оперативно, удивлялся Ярош, за каких-то четыре дня книжку напечатали. Теперь уже он позвонил Милькеру и сообщил приятную новость. Старик несказанно обрадовался.
– Жду вас в три. До обеда у меня есть еще кое-какие дела.
Последние звуки танго затихают, и воцаряется тишина, нежная и хрупкая, Ярка медленно опускает руки, все еще сжимая скрипку и смычок, а в ушах продолжает звучать та же печальная мелодия, казалось, этой мелодией прониклись уже все стены и мебель, даже маки узнали ее и развернули свои раскрытые лепестки к скрипке, как подсолнухи к солнцу. Ярка стоит перед учителем, как громом пораженная, ибо то, что почувствовала во время игры, ее сначала ужаснуло, а потом вызвало множество вопросов, на которые она, прежде всего, сама себе должна была ответить, но не знала как. Это не было похоже на то, что она чувствовала прежде, тогда пугала таинственность и неизвестность, сейчас же все стало на свои места, все прояснилось, выстроилось в один ряд, но в голове гудело от наплыва эмоций, невысказанные слова толпились в мозгу, набухали, выстреливая стеблями.