И бабушка поведала о своем любимом внуке, который только о том и мечтает, что о похоронной конторе, и с малых лет мастерил из спичечных коробков гробы, в которых прятал всяких жучков, закапывал их с почестями в землю и ставил кресты с веночками, которые сам же из травинок и плел, а пан Кнофлик сразу стал обдумывать, куда меня пристроить, потому что даже речи быть не могло, чтобы он посмел отказать бабушке, которая не раз ему клиентов поставляла, а теперь просто обязана будет помогать ему в его гешефте.
– О, знаю, – щелкнул пальцами пан Кнофлик, – он будет нести перед катафалком крест. Дам ему черный фрак, черный цилиндр и черные туфли. А в свободное от похоронных процессий время будет помогать Боучеку украшать гробы. Думаю, он, как представитель такой высокохудожественной семьи, должен обладать большим эстетическим вкусом.
– И не сомневайтесь, – заверила его бабушка, – он даже когда накладывает себе на тарелку картошку, формует из нее очень красивые кучки, сверху украшает укропчиком, а сосиски никогда не разрезает поперек, а только вдоль, режет их соломкой. Эстет до мозга костей.
– Тем более, что я у вас в долгу, ведь вы не изменяете мне с этим мерзким Курковским. Вы видели его процессию? Целая орда этих его плакальщиков, которые топчутся рядом с катафалком, носы у них свекольные, а когда я вижу их залитые слезами глаза, то меня не покидает мысль, что он им туда какую-то хреновину закапывает. И не какой-нибудь дух у них изо рта веет, а чистый spiritus!
Вот так я и приступил к работе у пана Кнофлика. Больше всего мне нравилось идти в черном фраке и в цилиндре медленным шагом впереди катафалка с крестом в руках, ловя на себе восхищенные взгляды прохожих. Правда, и здесь мои приятели давали о себе знать и во что бы то ни стало пытались меня рассмешить, показывая разные глупости, но я шел, стиснув зубы, как ожившая мумия, и смотрел только прямо перед собой, точнее на крест, который держал в руках, а чтобы лучше сосредотачиваться, я даже нарисовал на кресте маленькую точечку и не сводил с нее глаз.
К эстетическому оформлению гробов я относился с творческим вдохновением. Гроб, в котором должны были похоронить пана Адама Цегельского, ветерана и кутилу, отпетого пьянчужку, который ежедневно выдувал по шестнадцать кружек пива, при этом внимательно их считал, расстегивая поочередно после каждой кружки одну пуговицу на жилетке, а так как было их восемь, то поочередно после выпитой кружки и застегивал, и лишь тогда покидал кнайпу, поклонившись корчмарю, я оплел колючими побегами ежевики и терновника, а когда семья выразила свое удивление, объяснил, что эти колючки символизируют страдания покойного, его готовность ради Отчизны преодолевать любые преграды, и они согласились, что я прав, а сын покойного даже вручил мне злотый.