– А остальные как же? Остальные сотрудники библиотеки?
– А вы разве кого-то еще, кроме меня, видели?
– Нет.
– Ну, вот. Они сидят в своих кабинетах, а некоторые и ночуют там и питаются, потому что иногда до меня доносятся запахи горохового супа, квашеной капусты и колбасы с чесноком, но я, честно говоря, сомневаюсь, что все они живые люди, а не привидения. В любом случае наше общение происходит своеобразно, я каждое утро там, в коридоре на столике с телефоном, оставляю им задания, которые они должны выполнить в течение дня. Они их забирают, а ближе к вечеру аккуратно складывают проработанные карточки для генерального каталога на тот же столик. Библиотека – это потусторонний мир, Аид, и вы, как юный Орфей, спустились в эту бездну за Эвридикой, а Эвридики-то и нет, я не могу быть вашей Эвридикой. И в этом наша трагедия.
Долгое время я не видел никого из персонала библиотеки, кроме самой пани Конопельки, хотя иногда до меня доносились голоса и запахи, о которых она говорила, пахло преимущественно колбасой с чесноком, солеными огурцами и жареным луком, а однажды я даже уловил запах драников, и у меня слюнки потекли, я не мог себе представить, чтобы в библиотеке, в этом храме знаний, была кухня, где бы жарили пляцки, но отыскать кухню мне не удалось даже по запаху. Так бы все это и продолжалось, если бы не одно событие, благодаря которому я смог лицезреть весь штат библиотеки, а именно – изнасилование. В тот день пан директор созвал экстренное собрание, и я увидел целую толпу людей разного возраста и разного пола, которых все же объединяла одна деталь – одеты они были так, будто всплыли из прошлого века времен старушки Австрии, – черные потертые сюртуки, диковинные манжеты, галстуки и букетики флердоранжа в петлицах у мужчин, длинные черные платья с белыми кружевами на груди у пожилых дам и светлые с пуговицами на спине у молодых – казалось, стоит вдохнуть воздух глубже, и запах нафталина тут же ударит тебе в голову. Директор постучал палочкой по полу и произнес:
– Вы, наверное, еще не знаете, какое печальное событие произошло у нас сегодня утром. Сотрудницу отдела каталогизации по пути в женскую уборную изнасиловал мужчина, которого она разглядеть не могла. На голове у него были женские розовые трусы, в которых он сделал прорезы для глаз. Он заволок ее между стеллажей, приставив к горлу деревянный резной нож, которым мы обычно разрезаем страницы журналов и книг, но об этом она узнала уже потом, а в первый момент подумала, что нож стальной. Поэтому она не издала ни звука. Но самое возмутительное во всем этом то, что по причине небольшого роста своей жертвы он заставил несчастную стать ногами на бессмертное произведение Адама Мицкевича, а именно на толстенное издание «Пана Тадеуша», которое вышло в Париже, – большой раритет! – потом приказал ей нагнуться, но и тут у него ничего не вышло, потому что теперь она уже была слишком высоко, тогда этот изувер схватил «Энеиду» Котляревского, изданную в Петербурге, и, забравшись на нее, пристроился удобнее и совершил-таки этот достойный удивления акт насилия над несчастной девицей, которая до сих пор хранила свою девственность, как золотую инкунабулу. Вследствие этого две капельки крови даже упали на лицо нашего пророка Адама, отпечатанное на обложке его бессмертного произведения, которая до сих пор гордилась девичьей невинностью и чистотой, а бедная «Энеида» была запятнана белым веществом известного происхождения, о котором я не считаю нужным тут распространяться. Мы, конечно, могли бы вызвать полицию и доверить ей расследование этого позорного преступления, этого кощунства по отношению к нашим классикам, но я считаю, что мы справимся и своими силами. Панна Миля согласилась помочь нам в этом, она, хоть и не видела лица негодяя, но прекрасно рассмотрела орудие преступления… я бы даже сказал, инструмент… который в процессе насилия несколько раз бессильно опадал из-за слишком большого нервного возбуждения насильника и по требованию последнего был стимулирован рукой жертвы. Таким образом, рука очень хорошо запомнила все особенности этого… э-э-хм… этого… орудия преступления… Итак, теперь нас ждет следственный эксперимент. Панна Миля сядет вон там за ширмой, а все мужчины, и я в том числе, будут подходить к ней и, расстегнув штаны, демонстрировать свое… э-э-э… свой… словом, всем известно, что…