«Письма Высоцкого» и другие репортажи на радио «Свобода» (Кохановский) - страница 86

резвился полумрак.
Да, кто-то жертвовал собой,
не взятый на испуг,
а кто-то был храним стеной
своих былых заслуг.
Кто не имел такой стены,
но был охоч до драк,
того эпоха тишины
сдавала в полумрак.
Сдавала тихо, как багаж,
в дурдом или ГУЛАГ
и оком зорким, словно страж,
следила каждый шаг.
На эти правила игры,
на этот мир гримас
один ответ был до поры,
один ответ — отказ.
И вот сегодня мне твердят
в газетной полосе,
что я был тоже виноват,
как виноваты все.
Кто — все? Систему немоты
не я возвел в закон,
не я довел до нищеты
страну, как полигон
для испытания идей
абсурда, что цвели
пышней июньских тополей
в краях моей земли,
когда в эпоху духоты
резвился полумрак…
А я плевал до тошноты
на этот весь бардак.

1988

Репортаж восемнадцатый. ОДНА ИЗ «НОВЫХ АМАЗОНОК»

(Вторая беседа со Светланой Василенко)

— Светлана, мы с вами не виделись полгода. Что за это время произошло?

— Вот я лежала на пляже в этом году — вы ведь спрашиваете, что произошло за последние полгода? — так вот, из них несколько дней я лежала на пляже в городе Волжском Волгоградской области, в том самом городе химиков, который изображен в «Шмаре», на том самом пляже, куда вышли по тексту бронетранспортеры. Кстати, они действительно стояли в этот раз на берегу — местная власть пригласила их на праздник Нептуна: «Впервые! Мы! Раскрываем вам секреты военной техники!» — так было объяснено. Как говорит моя мама: «Раз пошла такая гласность — режь последний огурец!» Между прочим, это очень страшно, когда по команде заводятся, а человек с мегафоном кричит детям: «Уходите, уходите, мы уезжаем!» И дети прыгают в воду, а в бронетранспортерах что-то захлопывается, закрывается, чуть не хватая прыгающих детей за пятки, страшный смог и грохот моторов стоит над пляжем, а совсем рядом играет неслышная из-за грохота музыка и на эстраде рядом с Нептуном танцует под музыку и грохот крошечная девочка ламбаду, мальчики на песке жестоко до крови дерутся за призы, которые выиграли, но никак не получат…

Так вот, я лежу на пляже: солнце, рядом речка — по идее, я должна лежать и кайфовать. А я лежу и не кайфую. Почему?

В семидесятых годах появился рассказ Владимира Маканина «Ключарев и Алимушкин». Знаете, у нас это второй рассказ в русской литературе, содержащий в себе формулу жизни, если можно так выразиться. Первый — «Пиковая дама» Пушкина. Здесь я говорю не о степени талантливости обоих авторов, а о способе видения и изображения — то есть увидеть в жизни закон этой самой жизни, формулу, по которой эта жизнь шла и двести лет назад и двести лет вперед будет идти.