— Темка тебе не поверит.
— Не поверит?! Кретин. — Она выбежала из комнаты. Сергей слышал, как Зинаида хлопнула дверью спальни. Вернувшись, бросила ему в лицо листок. Сергей поднял его и начал читать. Это были его показания, те самые. Голос Дроздецкого задрожал:
— Откуда это у тебя?
— Купила. За штуку баксов мне их в прокуратуре наксерили с десяток. Не знаешь, как с людьми работать? У тебя научилась.
— Что ты хочешь?
По голосу мужа Зинаида поняла, что он сломлен:
— Отберешь у этой шлюхи квартиру. На твоих проституток я давно закрываю глаза. Ищешь на стороне грязи, пожалуйста. Но разрушать семейную крепость не позволю. И сына грабить не позволю. Он учится в Кембридже и будет ученым. Платят им немного, но зато он войдет в жизнь не мразью, вроде вас с Фигманом, а настоящим джентльменом. И нуждаться мой сын не будет. Я этого не допущу. Да и я на старости лет ходить с протянутой рукой не намерена.
— Отпусти меня, Зина. Я все тебе оставлю.
— Что ты мне оставишь?
— Свою долю в «Омега-Групп».
— Долю? — Она снова истерически расхохоталась. — Ты надеешься, что твой жиденок выдаст твою долю? Он не такой дурак. Он хоть и подонок, но куда умней тебя. Шлюхам квартиры не покупает и лишнюю копейку не истратит. Он даже жратву с банкетов домой привозит. А ты говоришь — долю.
— Он обещал…
— Все равно не отдаст, да и не нужна мне твоя доля. У меня есть муж, и становиться матерью-одиночкой я не желаю. Разговор окончен. Если через неделю ты не продашь квартиру и не вернешь семейные деньги, я позвоню Тимофею. А теперь пошел вон. Смотреть на тебя противно.
Дроздецкий встал и поплелся в свой кабинет. Он понимал, что Зинаида способна на все и ее словане пустые угрозы. Фирман прав — он вступил с ней в брак по расчету, и теперь пришло время расплачиваться по счетам.
* * *
Майор Борисевич видел в окно кабинета, как к Управлению подъехала машина и из нее вышла девочка и двое взрослых. Он узнал Валю Щербину и ее мать. Мужчину Николай Игнатьевич раньше не встречал. Он проверил пленку в магнитофоне, вставил в видеомагнитофон нужную кассету и зачем-то причесался.
За свою долгую практику следователь повидал разных людей. Среди них были и настоящие чудовища, вроде серийного убийцы Гурова. Бывали и примитивные рецидивисты, у которых действовал один инстинкт — ограбить и пропить. Проходили через него и бандиты с размахом, умеющие красиво пожить и пустить пыль в глаза. Иногда среди них попадались занятные субъекты, не лишенные своеобразного благородства. Некоторым подследственным он в душе даже симпатизировал. Но родителей, торговавших своим кровным дитятей, ему раньше встречать не доводилось. Борисевич не мог их понять, поскольку такое выходило за грань его разумения. Как можно отдать ребенка для разврата?! Будучи вполне нормальным мужчиной, Николай Игнатьевич и извращенцев понимал с трудом. Гомики и лесбиянки вызывали у него физическое отвращение, и он искренне удивлялся нравам, царящим в развитых европейских странах. Удивлялся, что там между ними официально регистрируют браки и еще устраивают гей-парады. Но то были взрослые люди. В конце концов, если им так нравится, черт с ними. Но педофилы?! К ним Борисевич питал особую ярость. Он даже не пытался как-то осмыслить их порывы. С его точки зрения, это были опасные звери-выродки. Что-то вроде мутантов из фильмов ужаса. Будь его воля, педофилов Николай Игнатьевич расстреливал бы на месте. Причем мог это делать лично, и рука бы не дрогнула. А эти отдавали своих деток. Девочек, что спали в квартире-студии братьев Сумановых во время обыска, так же, как и их родителей, Борисевич уже допрашивал. Все они по разным причинам или боялись братьев-бандитов, или зависели от них.