Все произошло очень быстро, Оксана даже не успела понять, что случилось. Начала поворачиваться, еще крепче прижимая к себе Артема, привстала и открыла рот в неудержимом крике, а за спиной уже зияла дыра. Что-то снаружи вырвало ставни вместе со всеми замками и оконной рамой. И теперь проем занимало нечто серое, большое, похожее на оживший туман.
Дед не пошевелился. Может, ждал чего-то, а может, просто не успел. Буран тявкнул, клацнув зубами, Машка заверещала в полный голос, Артемка поднял заплаканные глаза. Оксана продолжала вставать, а ее муж нащупывал на столе ружье.
Теперь стало ясно, что у дверей все еще горит лампа, поэтому полной темноты не получилось. В ее блеклом свете было видно, как из пролома к женщине и мальчику потянулось что-то змееподобное, длинное, размытое.
А потом время вдруг ускорилось, и Дмитрий увидел себя словно со стороны.
Как метнулся к жене, одним беспощадным и болезненным рывком отшвыривая ее в сторону. Как вздернул ружье, даже не задумавшись, что никогда из таких не стрелял. Как прицелился в нечто , занявшее весь оконный проем, и спустил курки.
В тесной комнате грохнули два выстрела, почти слившиеся в один. Заложило уши, окружаюшее пространство окутал сизый пороховой дым. Хозяин за окном заревел, звуковой волной сбив мужчину с ног, а туманное щупальце мигом втянулось обратно, исчезнув в проломе.
— Дыра, папа! Дыра! Нужно заделать дыру!
Дмитрий пришел в себя, сидя за столом. Над плечом, дергая за рукав рубахи, надрывалась Машка:
— Папочка, очнись!
Он осмотрелся, будто лунатик. Оксана лежала у печи в дальнем углу, прикрывая собой Артема. Буран выглядывал из спальни, по-прежнему скалясь. Семен так и сидел, сгорбившись, на хозяйском месте, сцепив перед собой старческие артритные пальцы. Перед Дмитрием покоилось разряженное ружье, из стволов которого еще сочился дымок.
Дима вскочил, невзирая на гул в ушах и боль в спине. Оттолкнул дочь. Подхватил тяжелый самодельный стол, будто тот был сделан из фанеры. С рычанием навалился, переворачивая его набок. Машка не обиделась — умничка. Она, казалось, осталась последней в этом помещении, кто сохранил хоть каплю рассудка. Принялась помогать, толкая громадину стола к пролому.
Навалившись на нее вдвоем, отец и дочь заслонили пролом.
— Гвозди! — крикнул Димка, обернувшись к верстаку.
— А поможет? — негромко подал голос дед, но его не услышали.
Машка скакнула к инструментам, в потемках нашаривая тяжелую банку и молоток. А потом Дмитрий начал колотить. Остервенело, уже не задумываясь над тем, что шумит или попадает себе по ногтям. Вбил сорок, а может быть, пятьдесят железных штырей, плотно пригвоздив стол к выбитому оконному проему.