— Заложником? — Этельред буквально выплюнул это слово. — Теперь уже слишком поздно. Мы могли бы выдвинуть такое условие в марте, до того как заплатили им дань, но теперь у нас нечем торговаться. Добровольно Паллиг не отдаст мне своего сына. — Он задумчиво погладил пальцами свою бороду. — На своей собственной земле, окруженный своими воинами, он неуязвим, сам себе господин. И он не один такой. Таких, как он, рассыпанных по южным графствам, наберется еще с дюжину. Кто знает, какие планы они вынашивают?
Пока Этельстан слушал безосновательные подозрения своего отца, его раздражение наконец пересилило сочувствие.
— Кто знает, что они вообще вынашивают какие-либо планы? — спросил он требовательно. — А если нет? Что, если Паллиг просто рвется действовать? Он же моряк! Почему бы вам не собрать флот и не назначить его патрулировать побережье? Милорд, какой еще у вас есть выбор?
Его отец ничего на это не ответил, и Этельстан, глядя в лицо, которое вдруг показалось ему изможденным и мертвенно-бледным, ощутил пробежавший по спине холодок, как будто к его коже прижали клинок, перед тем лежавший на льду. Неподвижный взгляд испуганных глаз с покрасневшими веками был устремлен куда-то за спину Этельстану. Он резко обернулся, боясь застать там нечто ужасающее, но не увидел ничего, кроме канделябра со свечами, скудное пламя которых дрожало в темном углу, куда не достигал дневной свет.
Он снова повернулся к королю, но его отец по-прежнему неотрывно туда глядел, а его лицо исказилось от беззвучного крика. Он с такой силой вцепился в подлокотники в виде резных голов драконов, что побелели суставы пальцев.
— Милорд! — крикнул Этельстан.
Неужели из-за тягостных забот у короля случилось помутнение рассудка? Может, на него внезапно обрушилась болезнь, которая оставляет после себя лишь видимость прежнего человека?
Потянувшись, он сжал руку отца, и его потрясло, какой холодной оказалась напряженная плоть под его пальцами. В свою очередь, его кровь, казалось, тоже оледенела, и ему вдруг стало страшно от мысли, что он видит смерть своего отца.
Схватив короля за плечи, он, не придумав ничего лучше, принялся его трясти. В ответ король перевел на сына взгляд своих бледно-голубых глаз, но мучения короля, казалось, стали еще более невыносимыми. Подавшись вперед всем своим одеревеневшим от напряжения телом, он ударил себя в грудь и нечленораздельно замычал, будто терзаемый невидимым врагом.
— Милорд! — снова вскрикнул Этельстан, злясь на свою беспомощность.
Почему его никто не слышит? Почему никто не приходит на помощь?