И именно миссис Тетчер разрешила мою дилемму. Она сложила руки на коленях, как делала всегда, когда хотела поговорить серьезно, и сказала: «Не будьте глупцом, Альберт Тетчер. Когда наш Господь пришел в этот мир, он сделал это не для того, чтобы служить богатым. Ваша церковь — отличное место, но если ты покинешь ее, они найдут сотни отличных людей, которые смогут заменить тебя. Но никто из этих людей не пойдет в миссию».
И потому я пришел сюда, — продолжал он. — Миссис Тетчер не беспокоило то, что мы бедны. Ее беспокоило лишь то, чтобы мы служили Богу. И я делаю это, мисс Морган, в течение вот уже сорока лет.
Обычно подобная фраза была прелюдией к длинным монологам о неловких и как правило бесплодных попытках содержать миссию на должном уровне. Обычно Териза предчувствовала начало подобных монологов и внутренне подбиралась, стараясь, чтобы ее собственная нереальность не мешала верить, что она действительно хоть чем-то может помочь миссии. Пусть даже слушая жалобы Тетчера.
Но в этот раз она услышала отдаленные звуки рогов.
Они служили сигналом к началу охоты и прелюдией к музыке — два разных звука, которые соединились в ее душе, сплетаясь, рождая в ней желание проникнуть в самое себя и закричать им в ответ. И когда она услышала их, все вокруг нее изменилось.
Столовая уже не выглядела запущенной и голой; она казалась обжитой, местом для размышлений в одиночестве. Помятые, истощенные жизнью мужчины и женщины не казались низведенными до состояния отребья, сейчас они вместе с супом впитывали надежду и новые возможности. Даже столы выглядели более благородно, они перестали быть обычными пластиковыми столами на металлических ножках. Даже преподобный Тетчер изменился. Пульс, бьющийся у него на висках, больше не свидетельствовал о том, что он осознает свою бесполезность; это был могучий ритм его решимости нести добро. В чертах его лица светилось мужество, глаза смотрели вдаль, потому что он был полон мыслей не о бренном, а о Боге.
Все это длилось лишь мгновение. Затем Териза перестала слышать звуки, хотя и жаждала этого, и ощущение поражения медленно вернуло ее в настоящее.
Переполненная чувством потери, она подумала, что сейчас расплачется, если преподобный Тетчер начнет один из своих обычных монологов. К счастью, он этого не сделал. Ему нужно было сделать несколько телефонных звонков в надежде застать неких влиятельных персон, пока у них длится перерыв на ленч, поэтому он извинился и покинул ее, не обратив внимания на влажный блеск в ее глазах. Она почти с облегчением вернулась за свой стол, к своей пишущей машинке, где могла ударять по клавишам и видеть, как черные буквы, появляющиеся на бумаге, доказывают ее существование.