— Зачем у нее всё отняли?
— Жадная она, понимаешь — жадная! — говорю я. — Чего же ее жалеть?
— Все равно жалко! — отвечает Саша.
* * *
Саша сказала кому-то: «Не ври! Ты врешь!»
Шура объяснил ей, что надо говорить не «врешь», а «ошибаешься».
Сегодня я сказала Саше:
— Не сбрасывай с себя одеяло.
Она ответила:
— Я не сбрасываю, не ошибайся, пожалуйста.
При этом вежливое «не ошибайся» звучит у нее совсем так же, как и «не ври».
* * *
Я принесла от дяди Бори Зутта в подарок Саше целлулоидного пупса. Все сказали: «Какой чудесный! Где это Борису Борисовичу удалось поймать такого?»
Саша с удивлением:
— А разве они бегают по улицам? Ведь они же голые?
27 февраля 46.
Всё, что мы ей говорим, она возвращает нам сполна:
— Мама, сейчас же подай мне кубик!
Или:
— Папа, ты в своем уме? Ты разрушил мой домик, все кубики упали!
И так далее.
Когда Шура ее шлепает (а только он и шлепает), она призывает на помощь все свое самообладание, только бы не заплакать: отворачивается, строит равнодушное лицо, говорит что-нибудь, не идущее к делу: «Какой у кошки хвост пушистый».
* * *
Шура:
— Саша, извинись передо мной!
Саша:
— Я устала…
1 марта 46.
У Шуры очередной грипп, и я отвезла Сашу на Сретенку. Между нею и Галей после поцелуев и объятий произошел такой разговор:
Галя:
— Ты поедешь с мамой Фридой обратно?
— Нет, я не хочу ехать на Ермолаевский.
— Почему?
— Потому что я хочу остаться на Сретенке.
— А почему?
— Потому что я хочу спать вместе с тобой.
— А почему?
— Потому что я тебя люблю.
— А почему?
— Потому что ты моя сестричка.
— А почему я твоя сестричка?
— Почему-почему! — раздражаясь, ответила Саша. — Потому что кончается на «у».
Папа Аба слушал с наслаждением, и на лице у него был написан восторг…
5 марта 46.
Саша после четырехдневного отсутствия вернулась домой.
— Ну как, мой горшочек тут скучал без меня? — спросила она.
Сразу стала озорничать, верещать, чего на Сретенке не бывало.
6 марта 46.
На Сашу напал рисовальный стих. Она целыми днями рисует, чем бесконечно радует родителей. Бумаги изводит — пропасть.
Постройки из кубиков стали у нее просто грандиозными. Я даже не могу их изобразить здесь.
7 марта 46.
Четыре года со дня гибели Шуры [А. И. Кулаковского, отца Гали. — А. Р.].
4 апреля 46.
Саша долго сидела у больной Ольги Львовны. После разговоров, чтения и прочих забав усталая Ольга Львовна сказала Саше:
— Ну, теперь помолчи немного…
Саша смолкла.
Через минуту раздался вздох, почти стон.
— Что ты, Сашенька? — спросила Ольга Львовна.
— Я не могу больше молчать!
7 апреля 46. Сретенка.
Когда Шура говорит Саше: «Я тебя не люблю!», она огорчается, но терпит сравнительно мужественно. Шура произносит эти слова слишком часто, и Саша попросту привыкла к ним. Я же этой формулой не злоупотребляю. И уж если мне приходится сказать «Ты плохая девочка, я тебя не люблю!» (Бог знает, педагогично это, или непедагогично), — она начинает маяться. На днях, когда папа Аба спал, я велела ей уйти в коридор и играть там. Она ответила: «Не хочу!» Вот тогда-то я и сказала: