«Очень даже похожа, дорогая, — подумал Игорь. — Вылитая женщина, которая ходит по ворожейкам».
— Значит, вы отрицаете, — спокойно сказал он, — что пользовались услугами Алевтины Григорьевны?
— А что, кто-то утверждает? — сморкнулась Сафьянова.
— Давайте пока говорить только о вас. Пока. Хорошо? Вы уверяете, что не прибегали к помощи Коляды. Так?
— Ну что значит «к помощи»? Что значит «помощь»? Вы что, верите во всю эту лабуду — в сглазы и привороты? Ну, морочила Алевтина головы нервным дамочкам. Но я-то тут при чем? Для меня она была просто экзотикой. Просто экзотикой.
— Как вы считаете, была ли Алевтина Григорьевна подвержена депрессиям, переменам настроения? Не высказывала ли при вас мыслей о самоубийстве?
Оксана Николаевна молчала. Она явно делала вид, что вспоминает.
— При мне ничего не говорила о самоубийстве. А была ли подвержена — не знаю.
— Я спросил: «Как вы считаете?»
— А никак. — Сафьянова вполне освоилась и даже сняла с колен сумочку и повесила ее на спинку стула. — Никак не считаю. Почему я, собственно, должна как-то считать?
Голос у Сафьяновой был низкий и грубый, наверное, поэтому все, что она говорила, звучало наглым вызовом.
— Я вынужден вам напомнить, Оксана Николаевна, — Воротов изо всех сил старался не поддаваться поднимающемуся изнутри раздражению, — вынужден напомнить вам, что отказ или уклонение свидетеля от дачи показаний, согласно статье сто восемьдесят второй Уголовного кодекса, является преступлением против правосудия и влечет за собой уголовную ответственность.
— Ой, ой, ой, — взъерошилась Сафьянова, — страшно-то как, мамочки… Свидетелем чего вы меня хотите назначить? Да не знаю я ничего. Так, здрасьте — до свидания. И в психологические тонкости не вдавалась. Вокруг Алевтины и без меня психологов хватало.
— Оксана Николаевна, где вы сами-то были с двенадцати до трех часов ночи с девятнадцатого на двадцатое мая?
— Где ж мне быть? — словно камень свалился с ее плеч, Сафьянова расслабилась. — Дома была. Мужа ждала. Муж-то у меня гулена, знаете уже небось. Но не буду его хаять — муж все-таки. Дома была. Поджидала.
— Кто-нибудь может это подтвердить?
— Мой кот и моя собака.
— Может быть, кто-нибудь вам звонил…
— Мы на ночь телефон отключаем, — хлюпнула Оксана Николаевна.
«Логично? Логично».
— Кто вам сообщил о гибели Коляды?
— Катерина Померанцева. Позвонила, сказала, что Алевтина из окошка прыгнула. Не знаю уж, откуда Катя сама узнала.
— Во сколько Померанцева позвонила?
— Рано. Часов девять было. Может, восемь. Я расстроилась, конечно. Когда знакомые умирают, знаете, всегда как-то не по себе становится.