— А поделись со мной, дорогая подруга, откуда ты-то знаешь о том, что я с Юрой встречался?
— Да уж знаю!
— Ну-ка, ну-ка, — не сдавался Сафьянов.
Катя молчала. Говорить сейчас, что о встрече Агольцова и Сафьянова она узнала от Ларисы, которой в свою очередь сообщил об этом Стрелецкий, означало вызвать совершенно определенную реакцию. «Ах, Лариса на хвосте принесла, тогда понятно, откуда ветер дует… И ты, Катя, этому веришь?..» Но Катя верила. И не хотела ставить под сомнение правдивость своего источника информации. А потому она неторопливо произнесла:
— Мне Юра звонил. По делу, которое тебя не касается, прости уж. Вот и поведал странную историю про архив…
Сафьянов, оскорбленный, решительно поднялся:
— Я не намерен…
— Ах, не намерен, — невозмутимо констатировала Катя. — Тогда дай-ка мне трубку телефонную. Оксана, наверное, дома. Как всегда, впрочем. Сидит себе невинная девчушка, не знает, не ведает, что вокруг нее происходит. Надо ей глаза-то раскрыть. А то что ж получается? Все вокруг головой о стенку бьются, а она спокойно борщ готовит мужу любимому. Пусть присоединяется. К нам, ко всем. Давай трубку.
— Ты не сделаешь этого. — Сафьянов болезненно поморщился. — Зачем тебе это?
— Я не сделаю? Я? Не сделаю?
— Не сделаешь, — не теряя самообладания, повторил Андрей. — Потому что я ведь тоже могу зубы показать, и ты это знаешь. Прямо сейчас, немедленно, звоню Юре, умоляю его, как ты говоришь, о встрече и рассказываю ему о том, как ты ключ от квартиры Алевтины у Нинки просила. Дескать, Алевтина злится на тебя, невольно плохую энергетику вокруг тебя создает, мол, нейтрализовать ее надо. Сама понимаешь, Юра не баба нервная, он в эти сказки не поверит. Так что ты, Катя, не того боишься. Вовсе даже не того.
— Понятно, — учтиво склонила голову Померанцева. — Мне теперь вообще многое стало понятно. А, Дюша? Может, и Алевтина тоже все поняла? Потому и закончила свою жизнь так неудачно — в полете? Может, и Лариса все уже поняла? Потому и пропала? А, Дюшенька, ты уж мне скажи по старой памяти, права я?
Сафьянов в задумчивости прошелся по комнате. Несколько секунд смотрел в окно. Потом резко повернулся к Кате, опустился возле кресла, в котором она сидела, на колени.
— Ка-атя-я, — ласково позвал. — Катя, ну, что с тобой, Катя? Ты просто устала. Эта смерть всех нас вышибла из колеи. Но время пройдет, все встанет на свои места. Не надо так. Не будем ссориться.
Катя окаменело молчала. Она вспомнила одну из своих ролей: ее героиню по ходу действия убивает любовник, не столько за то, что она много знает, сколько за то, что лезет на рожон и все время пытается уличить возлюбленного во лжи. Катя всегда считала, что пьеса не выдерживает никакой критики, поскольку в жизни так не бывает: если знаешь что-то — заткнись, беги на край света или в полицию, но не нарывайся, не припирай человека к стенке, не ставь его в безвыходное положение, когда ему только и остается, что избавиться от такой дуры любой ценой. Кто ее, Катю, за язык сейчас тянул? Поняла все? Молчи себе в тряпочку.