- Мне это не нужно. Я старый пес, и видел много подобных случаев. Дьявол ставит ловушки на перекрестках дорог и предлагает чудеса путешественникам, готовым продать ему душу. В итоге всё заканчивается печальным обманом. Обман заложен в самой природе дьявола. Я испытал те же соблазны; и перед моими глазами Мефистофель разворачивал свой блистающий товар. Дым и пепел, Уайтлендс, дым и пепел.
- Но вы не видели картину, - продолжил настаивать Энтони без особой уверенности.
- Именно поэтому я и знаю, что она ненастоящая, потому я здесь. Если бы я ее увидел, возможно, был бы так же сражен великолепием ее фальшивости, как и вы. Самое простое в этом мире - видеть то, что хочешь видеть. Если бы это было не так, мужчины не женились бы на женщинах и человечество вымерло бы много веков назад. Дарвин ясно это осознавал. Ах, Уайтлендс, Уайтлендс, сколько примеров мы можем привести, сколько наших коллег, самых твердых и честных, снискали себе в итоге дурную славу по вине непреодолимого желания? Сколько преждевременных объявлений об авторстве! Сколько ошибочных датирований! Сколько символических интерпретаций, открытий, спрятанных в деталях пейзажа, в изгибах покрова Девы! Чрезмерное рвение раскрыть и интерпретировать то, что по определению является загадкой и неопределенностью!
Он наклонился вперед и несколько раз похлопал по Энтони колену, жестом одновременно насмешливым и отеческим.
- Откройте глаза, Уайтлендс, в оценке произведения искусства лишь пятьдесят процентов имеют отношение к реальности, а другие пятьдесят - это наши предпочтения, предрассудки, образование и, кроме того, обстоятельства. А если картины нет у нас перед глазами, и мы полагаемся на память, вес реальности сокращается до скромных десяти процентов. Память слаба, она идеализирует, она небрежна, в ней смешиваются разные воспоминания. Для человека увлеченного эти изменения неважны; возможно даже, что субъективизм является неотъемлемой частью изобразительного искусства. Но мы с вами профессионалы, Уайтлендс, мы должны бороться против обмана эмоций. Наша задача состоит не в сенсационных открытиях, и даже не в интерпретации и оценке. Наша задача ограничивается анализом полотен, красящих веществ, рам, трещин, актов купли-продажи, в общем, всего, что может послужить для определения реальности и поможет избежать хаоса.
Он снова откинулся в кресле, соединил кончики пальцев и продолжил:
- Совсем недавно, в Прадо, я наблюдал за вами. Я находился далеко, свет был тусклым, а мое зрение уже не как в былые времена, но даже при этом я убежден, что видел, как вы разговаривали с Диего де Аседо и Франциско Лескано. Не мне вас упрекать. Много раз я раскрывал сердце перед нарисованными образами, с большей искренностью и эмоциями, чем могут от меня ожидать люди и ангелы; перед некоторыми картинами я плакал, не от эстетических эмоций, а изливая душу, как на исповеди, как на психотерапии, что-то вроде этого. В этом нет ничего плохого, мы знаем, что такое эти кратковременные излияния чувств. Потом, в момент истины, эти эмоции нужно запереть на замок и опираться только на факты, доказательства из первых рук и сопоставления... В каких обстоятельствах вы видели эту картину? В одиночестве или с кем-то? Несколько часов или считанные минуты? Какие документы были в вашем распоряжении? И как насчет рентгена? В наши дни никто не осмелиться строить теории, не прибегнув к рентгену. Вы это сделали? Не говорите ничего, Уайтлендс, я знаю ответы на эти вопросы. Вы всё еще хотите убедить меня в обратном?