Родители не «позаботились» не от бедности или легкомыслия, а потому что их просто не было. Некому было «заботиться». Вырастившие Андрея бабка с дедом никогда о них не рассказывали: кем были, куда девались. А он почему-то и не спрашивал, принимая как данность: такая вот у них семья – он и двое тихих пенсионеров. Слесарь да медсестра, куда уж проще.
Дед, ветеран-фронтовик, на героя был совсем не похож. Даже в День Победы, когда он, отшагавший всю войну в пехоте, вытаскивал из шкафа старенький черный пиджак с навечно привинченными скудными наградами. Пиджак все утро висел на спинке стула – ждал своей «минуты славы». Дед тщательнее обычного брился, долго охорашивался перед подслеповатым зеркалом, подзывая жену: «Эй, мать, глянь, тут не моль под воротником поела?» Наконец вздыхал и, развернув плечи, как будто даже прибавив в росте, шагал в ближайшую школу – рассказывать очередным пионерам одни и те же «истории старого бойца». Возвращался с неизменным букетиком тощеньких тюльпанов и торчащей из внутреннего кармана бутылкой. Из стеклянных недр серванта появлялся портрет Сталина и стопочки. Бабка молча и сноровисто выставляла немудреную закуску и присаживалась рядом с мужем. Первую стопку они выпивали на равных, вдвоем. Не чокались, молча вспоминали общих погибших. Потом бабка, пригорюнившись, садилась в уголочке – не то любовалась на своего «сокола», не то дремала. Дед пил медленно, долго, до самого вечера. И непрерывно что-то с «отцом народов» обсуждал: спрашивал, улыбался или хмурился, как будто слышал ответы, рассказывал что-то сам. Диалог – хотя вроде бы и слышен был лишь дедовский голос – был настолько живым, что Андрею казалось, Сталин деду отвечает.
Потом-то он понял, что портрет – он только портрет: чтобы тебя действительно слушали, мало «пройти всю войну» и уж тем более мало быть «честным слесарем». Чтобы на тебя обратили внимание, нужно чего-то достичь. Бабка-то с дедом не возражали бы, если бы он в те же слесари пошел или там в пекари, но идею высшего образования, которую Андрей лелеял уже с седьмого класса, одобряли всячески. Обсуждений особенных не заводили, потому что и без того было ясно (позже Андрей вычитал в какой-то книге – «витало в воздухе»): если теплого места для тебя не приготовили, значит, его надо построить самому, разумно соразмеряя силы и возможности. Разве что бабка, до пенсии проработавшая медсестрой, уговаривала «Андрюшеньку» идти «во врачи», но он, здраво оценив перспективы и собственные таланты, выбрал скромную нефтехимическую технологию.