Я остался вдовцом, без имущества и денег, и ты не помог мне, да! же отдышаться мне не дал, а погнал со сватовством ко фрягамЛ Разве я ослушался тебя? И сей год я мыкался по Крыму, аки пе<1 гончий, ни сна ни отдыха не зная, и грамоту шертную тебе привез..!
— Грамота не твоя заслуга! Если бы не царица Нурсалтан! Хозя Кокос да Чурилов-купец, тебя бы к хану во дворец не до! пустили... I
— Зачем же ты слал меня, если так? Если я в воеводы не гожусь и в послы не гожусь, зачем же ты меня все годы в самые трудные места гонишь? Зачем спокою мне не даешь? Я уделом своим уж сколько лет не управляю, обнищал я, князь, ни семьи, ни дома доброго нет. И у тебя выслужил токмо одно прозвание лгу! на. Может, отпустишь меня...
— Погоди, воевода. Я тебе еще ранее сказал — проси казнЦ уделов проси, но княжною распоряжаться я не волен. Она сын] моему, великому князю, отказ дала, с каких глаз я ее боярину без вестному и, как ты сам сказал, обнищалому предлагать буду. |
— Мы любим друг друга! За меня она пойдет.
Да как ты смел?! Ты разве за невестой для себя был послан? Ты же сватал ее за Иоанна! Двоедушничал зачем?! Выходит из-за тебя мое сватовство не удалось! Выходит, срам весь, что срам теперь на мою голову, из-за тебя! И воеводу Руна, толмача Тугейку в это грязное дело втянул, наглец! Вон с глаз моих! Вон! О К» терине думать забудь! И молись богу, что я голову твою ценю-И инако оторвал бы. Иди! I
Через сутки из Красного сельца прискакал вестовой: кияжЯ Мангупская ночью из своей спаленки украдена, а днем слуги видели, что около сельца крутились на конях воевода Иван Рун и толмач Тугейка. Не успел вестовой уйти, другая весть: боярин Беклемишев ударился в бега, в сторону Литвы.
Разгневанный князь тотчас же велел послать погоню, а Руна и Тугейку немедленно схватить и привести к нему. Беклемишева поймали быстро. Был он действительно за пределами Москвы, (ехал не от столицы, а в нее. Руна и Тугейку искали два дня, так и не могли сыскать. Княжны Мангупской с Беклемишевым не оказалось. I
АЧЕЛЛИНО ЛЕРКАРИ ПОДНИМАЕТ ПАРУС
Свежий морской ветер гонит в бухту мелкую волну.
Над Кафой встает утро.
В порту, как всегда, оживленно, далеко разносится брань матросов, крики грузчиков и надсмотрщиков. Скрипят мачты кораблей, полощутся на ветру боковые паруса, потрескивают дубовые трапы. Пахнет смолой, дымом и морскими водорослями.