Вариации этого монолога прокручиваются в голове у Декстера целый день: по пути в офис, когда он едет в машине с шофером на студию в Айл-оф-Догз, во время репетиции после обеда, в ходе совещания и когда он сидит у стилиста и гримера — вплоть до того момента, пока не остается в гримерной один. Тогда он открывает сумку, достает бутылку, которую положил туда еще утром, наливает в большой стакан водки, добавляет немного теплого апельсинового сока и пьет.
* * *
— Бей! Бей! Бей! Бей! Бей!
До начала спектакля сорок пять минут, а крики разносятся по всему крылу.
— Бей! Бей! Бей!
Эмма бежит по коридору и видит миссис Грейнджер, которая бежит из раздевалки с таким видом, будто там пожар.
— Я пыталась их остановить, но они меня не слушают.
— Спасибо, миссис Грейнджер, я справлюсь.
— Может, позвать мистера Годалминга?
— Уверена, у меня все получится. А вы идите порепетируйте с оркестром.
— Говорила я, зря все это. — Миссис Грейнджер удаляется, прижав руку к груди. — Говорила, что ничего хорошего не выйдет.
Глубоко вдохнув, Эмма заходит в раздевалку и видит толпу из тридцати подростков в цилиндрах, кринолинах и с накладными бородами. Школьники кричат и подначивают Плута Доджера, который оседлал Оливера Твиста, упершись коленями ему в плечи, и прижимает его лицо к грязному полу.
— Что тут творится?
Викторианская толпа оборачивается.
— Снимите ее с меня, мисс, — мямлит Оливер, уткнувшись в линолеум.
— Они подрались, мисс, — говорит Самхир Чадхари, мальчик двенадцати лет. К щекам его прилеплены прямоугольные бакенбарды.
— Я вижу, Самхир, спасибо.
Эмма проталкивается через толпу и разнимает дерущихся. Соня Ричардс, худая чернокожая девочка в наряде Плута, вцепилась пальцами в светлые кудри Оливера, и Эмма берет ее за плечи и смотрит ей в глаза:
— Отпусти его, Соня. Отпусти сейчас же. Ладно?
Соня отпускает и отходит в сторону; ярость утихла, уступив место ущемленной гордости, и в глазах девочки появляются слезы.
Мартин Доусон, он же Оливер Твист, ошарашенно озирается по сторонам. Несмотря на пять футов одиннадцать дюймов роста и крепкое телосложение — он даже крупнее мистера Бамбла, — мясистый «сиротка» вот-вот расплачется.
— Она сама начала! — произносит он басом, в котором прорываются визгливые ноты, вытирая грязное лицо рукой.
— Довольно, Мартин…
— Да, Доусон, заткнись!
— Я не шучу, Соня, хватит! — Эмма стоит в центре круга и держит противников за локти, как судья на боксерском ринге. Она понимает, что для того, чтобы спасти спектакль, ей надо срочно придумать воодушевляющую речь, одну из многих с тех пор, как она поступила на эту работу.