Проходит минута. Как пристыженный школьник, он чувствует, что не сможет заснуть, если она еще раз не подтвердит, что все в порядке.
— Извини, что… облажался, — произносит он виноватым тоном. — В который раз!
Она опять поворачивается и нежно гладит его по щеке:
— Не говори глупости. Все было хорошо, пока ты меня не ударил. Ты им очень, очень понравился.
— А ты-то что обо мне теперь думаешь? — спрашивает он, по-прежнему сомневаясь.
Сильви вздыхает и улыбается:
— Я думаю, что все в порядке.
— Тогда, может, поцелуешь меня?
— Не могу. Кровь из носа пойдет. Завтра тебе компенсирую.
Сильви треплет его волосы и снова отворачивается. Довольный, он сползает ниже по кровати и кладет руки за голову. Кровать действительно огромная; она мягкая, белье пахнет свежестью, а за открытым окном стоит спокойная летняя ночь. Сбросив одеяла и покрывала, они лежат под белой хлопковой простыней, под которой виднеется изящный контур ног и узких бедер Сильви, изгиб ее длинной, гладкой спины. Надежды на секс испарились в тот самый момент, когда он нанес удар, да и есть угроза сотрясения мозга, но он все же поворачивается и кладет руку на ее бедро под простыней. Кожа у нее прохладная, гладкая.
— Нам завтра долго ехать, — бормочет она. — Давай спать.
Он смотрит на ее затылок: длинные тонкие волосы падают на подушку, открывая более темные завитки. Какой получился бы кадр, думает он, как красиво. Похоже на кадр из его проекта «Текстуры». Может, все-таки признаться ей в любви, только не прямо, например, сказать «Кажется, я в тебя влюбился»? Это и трогательнее, и меньше обязывает. Но нет, не время; не сейчас, когда на ее тумбочке все еще лежит кусок пропитанной кровью ваты.
Но Декстер все-таки чувствует, что должен хоть что-то сказать. Вдруг исполнившись вдохновения, он целует Сильви в плечо и шепчет:
— Знаешь, как говорят? — Он умолкает. Сделав паузу для эффекта, добавляет: — «Люди всегда причиняют боль тем, кого любят!»
Как это остроумно, как трогательно, думает он; но она не отвечает, а он, подняв брови, ждет, пока не понимает, что реакции не последует.
— Давай спать, ладно? — говорит она.
Чувствуя обиду, он ложится на спину и слушает тихий гул, доносящийся с шоссе А259. Где-то в другой комнате ее родители сейчас наверняка перемывают ему кости, и он, к своему ужасу, понимает, что ему хочется засмеяться. Он начинает похихикивать, затем смеется, пытаясь делать это тихо; но тело его трясется, и матрас под ним тоже.
— Ты что, смеешься? — бормочет Сильви в подушку.
— Нет! — отвечает Декстер и жмурится, чтобы сдержаться, но смех накатывает волнами, и он чувствует приближение очередного приступа хохота, поднимающегося из живота. В будущем всегда настает такой момент, когда даже самое ужасное происшествие из прошлого становится всего лишь забавным случаем из жизни, и он понимает, что это как раз такой случай. Одна из тех историй, которую он хотел бы рассказать Эмме Морли. Но он не знает, где сейчас Эмма Морли и чем она занята; они не виделись уже почти два года.