— Чем, например?
— Даже не знаю… вернуться на телевидение? Снова попробовать себя в качестве ведущего? — Декстер застонал. — Или освоить одну из закадровых профессий. Продюсер, к примеру, или режиссер. — Декстер поморщился. — Или… или фотограф! Ты же раньше только и твердил о том, что хочешь стать фотографом. Или что-нибудь связанное с едой — ты мог бы… я не знаю… ну, в общем, делать что-нибудь, связанное с едой. А если ничего не сработает, у тебя всегда есть твой троечный диплом по антропологии! — Она ободряюще похлопала его по ладони. — Антропологи всегда нужны. — Он улыбнулся, но потом вспомнил, что не должен улыбаться. — Ты здоровый, способный, финансово независимый, умеренно привлекательный молодой отец, которому чуть больше, чем немного за тридцать, и чуть меньше, чем сорок. Ты… в порядке, Декс. Тебе просто нужно вернуть уверенность в своих силах.
Он вздохнул и снова посмотрел на канал:
— Так это была твоя воодушевляющая речь?
— Именно. Подействовало?
— Мне по-прежнему хочется утопиться в канале.
— Может, тогда пойдем? — Она оставила деньги на столике. — До моего дома еще минут двадцать в ту сторону. Можем пойти пешком или взять такси. — Она начала вставать, но Декстер не двинулся с места.
— Хуже всего то, как мне не хватает Жасмин. — Эмма снова села. — Я просто с ума схожу, стоит мне подумать о том, что я даже не смог стать хорошим отцом.
— Брось…
— А так и есть, Эм… отец из меня совсем никчемный. Мне не нравилось им быть и не хотелось им быть. Всё время, пока я и Сильви изображали идеальную семью, я только и думал: это ошибка, это не для меня. Я думал: боже, как я хочу снова нормально высыпаться, иметь возможность уехать на выходные или просто уйти из дому допоздна, развлечься! Я хотел быть свободным, сбросить с себя обязательства. И вот теперь моя мечта сбылась, и всё, что я делаю, — сижу среди неразобранных картонных коробок и скучаю по дочке.
— Но вы же видитесь.
— Один паршивый денек с ночевкой раз в две недели?
— Но ты мог бы видеться с ней чаще, попроси ее мать, чтобы оставляла ее на дольше…
— Я так и хочу! Но ты бы видела ужас в ее глазах уже сейчас, когда ее мать уезжает, словно она хочет сказать: «Не оставляй меня здесь, с этим странным унылым дядькой». Я покупаю ей столько подарков, на это уже грустно смотреть — целые горы, каждый раз, когда она приезжает, точно каждый раз Рождество. Потому что, когда мы не открываем подарки, я попросту не знаю, что с ней делать. Когда мы не открываем подарки, она просто начинает плакать и звать мамочку, подразумевая мамочку и этого придурка Кэллума. И я даже не знаю, что ей покупать, потому что каждый раз, когда вижу ее, она уже совсем другая. Казалось бы, прошла всего неделя, десять дней, а она так изменилась! Она уже ходит, а я даже не видел, как она сделала первый шаг. Разве это правильно? Разве мог я такое пропустить? Ведь это моя забота, моя. А ведь я даже ничего плохого не сделал, и вот вдруг… — Голос Декстера дрогнул, и он умолк. Но тут же сердито продолжил: — А этот ублюдок Кэллум может проводить с ними сколько угодно времени в своем прекрасном особняке в этом долбаном Поттерс-Бар…