— И долго туда ехать? В Оксфордшир?
— Часов семь-восемь. Отец отлично водит.
— Ага.
— А ты не поедешь в свой?..
— Лидс. Нет, остаюсь здесь на лето. Помнишь, я тебе говорила?
— Извини, я вчера напился.
— И это оправдывает подзащитного в наших глазах…
— Это не оправдание, просто… — Он повернулся и взглянул на нее: — Эм, ты что, сердишься?
— Эм? Что еще за Эм?
— Эмма.
— Я не сержусь, просто… мне бы хотелось, чтобы ты меня разбудил, вместо того чтобы сбежать украдкой…
— Я собирался оставить записку!
— И что бы ты написал в своей драгоценной записке?
— «Твой кошелек у меня».
Она рассмеялась хриплым утренним смехом, закашлялась, и отчего-то ему было очень приятно смотреть, как она улыбается, видеть две глубокие скобки в уголках ее губ, которые она держала крепко сжатыми, точно хранила секрет. При взгляде на эту улыбку он почти пожалел, что соврал. Он вовсе не собирался уезжать после обеда. Его родители должны были переночевать в Эдинбурге, вечером сводить его поужинать, а утром следующего дня они все вместе отправятся домой. Но ложь соскользнула с языка инстинктивно, это был способ обеспечить себе быстрый и безболезненный путь к отступлению. Однако теперь, потянувшись, чтобы поцеловать ее, он прокручивал в голове различные способы нейтрализовать эту ложь. У Эммы были мягкие губы, и она легла на спину; кровать все еще пахла ее теплым телом, вином и кондиционером для белья. Он решил, что в будущем надо стараться быть честнее.
Эмма отстранилась.
— Мне надо в ванную, — сказала она, подняв его руку и проскользнув под ней. Она встала, поддела резинки трусов двумя пальцами и расправила ткань на ягодицах.
— У тебя есть телефон? — спросил он, глядя, как она, шлепая босыми ногами, идет через комнату.
— В коридоре. И это непростой телефон. Телефон с приколом. Тилли при взгляде на него всегда покатывается со смеху. Пользуйся. Но не забудь оставить десять пенсов. — Она вышла в коридор и направилась в ванную.
В ванной текла вода: соседка Эммы как раз готовила одну из своих бесконечных летних горячих ванн, которые могла принимать хоть целый день. Тилли Киллик ждала ее в халате, округлив глаза под запотевшими стеклами больших очков в красной оправе и сложив губы возмущенным ноликом.
— Эмма Морли, а ты темная лошадка!
— Что?
— У тебя в комнате кто-то есть?
— Возможно!
— Это не тот, кто я думаю?
— Всего лишь Декстер Мэйхью! — беззаботно прощебетала Эмма, и обе девушки начали смеяться и долго не могли успокоиться.
* * *
Декстер обнаружил телефон в коридоре: это был аппарат в виде удивительно реалистичного гамбургера. С присыпанной кунжутом булочкой в руке он стоял и прислушивался к шепоту в ванной, как всегда, испытывая удовлетворение от того, что люди его обсуждают. Сквозь фанерные стены доносились обрывки фраз и отдельные слова: «Так вы с ним…? Не может быть! И что было? Просто поговорили и все такое. Все такое? Что это значит? Да ничего! А он останется на завтрак? Не знаю. Пусть останется на завтрак».