Хорьков высказался менее оптимистично:
– Старики не зря говорили – что жид крещеный, что вор прощеный…
– Это что значит? – Не понял Олег.
– Это значит, тому, кто уже съел бесплатный сыр из мышеловки, верить нельзя.
– Не знаю, ребята. Может, и нельзя. Только одному трудно.
– Ты теперь не один. У тебя дети… – Напомнил Хорьков и отобрал у Олега бутылку с водой.
– И девушек хороших на свете хватает. Зачем тебе телка из-под бандюка? – Поддержал Степана Скворцов.
– Сам не понимаю. – Признался Голенев.
– Добренький он. – Не без ехидства подметил Хорьков: – Хахаля уничтожил, девочка не у дел, как не приголубить…
– Разве плохо, что у человека совесть осталась? Многих ли ты, Степа, после афганской мясорубки видел, кто душу сумел сохранить. Голенев сумел. Чего же над ним издеваться?
Оба друга обсуждали третьего так, будто его с ними не было. Но Олег не обижался. Выложив перед ними свою личную жизнь, он снял груз.
– Молчишь? – Продолжал наседать Сергей на Хорькова.
– Хватит. Олег мальчик взрослый, нечего ему в душу лезть. Разберется. – Закрыл дискуссию Степан.
– Хватит так хватит. – Сергей покончил с салатом, перевернул шашлык, разлил всем вина и сменил тему:
– Надолго к нам?
– Завтра потолкую с Нелидовым. Посмотрим, что предстоит сделать за зиму к следующему сезону. Если все решим, уеду. Надо Тише помочь и дом заканчивать. Пора ребятишек селить. У Веры с Павлом тесновато.
– Они знают?
Олег понял, что Сергей спрашивает о родителях Тони и его новой пассии:
– Может, и знают. Город у нас маленький. Я сам не говорил…
Сергей снял баранину с углей. Мужчины выпили и принялись за еду. Больше ни Олег, ни его друзья о Маке не вспоминали. Но после признания Голенева тепло от встречи куда-то ушло. К ночи Хорьков на своем стареньком «Москвичонке» отвез гостя в пансионат «Дружба». Олег пожелал остановиться в своем прежнем номере.
Вячеслав Антонович Стеколкин проснулся раньше обычного. Выгуливать болонок входило в его обязанность, но тем приходилось сидеть у парадной двери с высунутыми язычками до половины девятого. Хозяин выводил их на пятнадцать минут перед уходом на службу. За это время несчастные зверушки не всегда успевали сделать свои дела и, вернувшись, дожидались, пока встанет хозяйка. Мадам Стеколкина любила поспать, но зато, проснувшись, выгуливала собачек долго. Это было связанно с ее пристрастием к продолжительным беседам с соседками. Но сегодня сам хозяин поднялся чуть свет, заварил себе кофе, побрился и, уже совсем молодцом, повел собачек во двор. Они спокойно обошли заветные места. В саду бывшей керосиновой лавки Стеколкин спустил песиков с поводка. Лавки давно не было, а высокий дощатый забор остался. Собачники превратили запущенный садик в место выгула.