Стали дети подрастать, стали ла-а-асково так спрашивать: «Папочка, папуля, а куда ты дедушкино золото спрятал?» Я что, дурак что ли, сказать об этом раньше срока? А я вообще не дурак, я это золото на две части поделил. И решил – гадом буду, заслужат дети мои, – про оба клада скажу, умирая. Не заслужат – только один назову, тот, что поменьше. А жить я собирался, этак, лет до ста.
Откуда мне было знать тогда, дураку неотесанному, что я-то собирался, а у Бога по делам моим земным, по мыслям моим непутевым, по словам необдуманным, картинка сложилась совсем иначе. И наступила точка моего невозврата в тот момент, когда мне едва исполнилось пятьдесят. В какую-то минуту почувствовал я, что осталось мне совсем немного. Кстати, это не только у меня было. Это мгновение почти каждый чувствует, кто мир людей покидает. В эту бы минуту задуматься и задать вопрос: «И почему ко мне мысли пришли о смерти? Может, я что-то не так делаю, может, я иду не той дорогой? Что можно сделать, чтобы этого избежать?» Смерть ведь она тоже одушевленная. А раз у нее есть душа, значит, можно и с нею договориться. Важно только знать, когда и как. Но это я теперь такой грамотный! А тогда был чурбан неотесанный. Не то, что вопросы задавать, даже мысли стал от себя отгонять, а они ведь от самого Господа были. Это Он пытался до меня достучаться и шанс давал все изменить и исправить. А шанс-то был, ну совсем копеечный.
Незадолго до этого приходит как-то ко мне сосед и просит денег. Для меня копейки, а для него – довольно приличная сумма. И нужны они ему были на операцию матери. Мне бы, дураку, в ту минуту подумать: «Надо же, какой сын хороший, о матери как беспокоится». А у меня мысли в голове другие: «И когда он эти деньги отдаст, если он нищий с головы до ног». А тут еще вечером моя красавица, узнав, зачем приходил сосед, раскудахталась: «Ты что! Не вздумай! Он и в жизни нам не отдаст! Считай, что мы их похороним». Да лучше бы я деньги похоронил, чем себя. Мне бы понять, что проблемы мои со здоровьем начались неспроста, и бегом бы соседу денег дать, да еще побольше, чем он просил. Но нет…
Так вот понял я, что смерть недалеко, и позвал тогда детей своих, жену-красавицу, Лейлу мою, и, прощаясь, сказал им, что есть у меня для них то, что сделает их жизнь обеспеченной, даже когда меня не будет. Ведь я был убежден, что они заслуживают всего, что я все эти годы скрывал. Жена была верной и честной, дети – ласковыми и нежными, все трое просто в рот мне смотрели. Откуда ж мне было знать тогда, что все это было только до тех пор, пока я им тайну не поведаю. Едва услышав от меня, где клады находятся, они тут же втроем заторопились, поехали поскорей «искать врача хорошего», чтобы мне «помочь».