Соединили они два сундука вместе и начали на троих делить. И каждый, имея цыганское нутро, пытался другого обдурить. Ну, как это у нас принято. Правда, принято чужих дурить, но не своих… Завис я над ними и думаю, а когда же они про меня вспомнят и вспомнят ли вообще? Вдруг у жены зазвонил телефон: «Але, я вас слушаю». Такой противный, писклявый голос. И как я его всю жизнь переносил?! Надо же, – не замечал… Слышу, в трубке ей говорят: «Соберитесь, пожалуйста. Мы хотим сообщить вам грустное известие, – ваш муж умер». «Как? Не может быть?! – закудахтала она – Я этого не переживу!» Трубку положила и деткам моим, будь они теперь неладны, говорит: «Окочурился батя, хлопцы, хоронить надо». А хлопцы в ответ: «Пусть его братья хоронят, у него их много! Да и почему мы должны хоронить? Он барон, пусть цыгане хоронят!»
«Да-а-а, – думаю я тогда, – змею у груди пригрел, которая мне двух змеенышей родила. Какой был дурак, не послушал свою бабушку, которая мне другую невесту находила». Смотрю, а она, бабуля моя, идет мне навстречу, как живая, и улыбается так… И говорит мне, мягким, нежным таким голосом, словно хочет успокоить меня: «Ну что, внучек… Собрал семена, которые однажды посеял? Или еще хочешь посмотреть, что будет дальше? А то пошли со мною?» – «Бабушка, милая, а можно я еще глазком, хоть одним посмотрю, как меня будут хоронить?»
И только я собрался развернуться посмотреть, что на Земле происходит, как к нам с бабулей явился мужик с крыльями! И мне так рукой махнул, типа – «туда нельзя». Тут моя бабуля добрая взмолилась: «Дорогой, позволь моему внуку до конца испить сию чашу. Дай ему возможность посмотреть все как есть. Я доставлю его к сроку!» Мужик молча кивнул головой и не пошел, а как будто полетел мимо нас. Тут только я опомнился: под ногами у меня – ничего, а я не стою, не лечу, а хожу! Как по земле! Вот чудо!
Рядом с бабушкой стало мне спокойней. Только решил окрест оглядеться, как вой протяжный меня заставил оглянуться. Смотрю, а на Земле моя «кикимора», теперь иначе я ее не назову, концерт для всех устроила! Орет во весь голос: «Дорогой ты мой! На кого ж ты меня покинул?! Как же я теперь без тебя жить буду?! Как же детки теперь будут без тебя?! Осиротели мы!!!» Народ-то думает, что правда воет, а у нее в мыслях: «Куда же добро запрятать, чтобы не нашли, да как бы все богатство с родными не пришлось делить. Как же заставить их поверить, что он не открыл нам тайну и не сказал про клады. Да все равно, пусть хотят верят, хотят не верят. Мы ведь даже проститься не смогли по – человечески. И врачи тому свидетели. Пове-е-ерят»… Сама плачет, и втихаря подсматривает: кто как реагирует, и как себя ведет. И так мне противно стало, от мыслей тех людских! Один думает, как бы долг не вернуть… Второй, как бы бароном вместо меня стать… Третий, как бы жену мою к рукам прибрать… «Да провалитесь вы все пропадом!» – сказал я себе тогда. Обнял свою бабулю, и мы с ней зашагали.