.
Вся эта информация не имела ничего общего с планами построения обороны, которых придерживались в Москве. Советское руководство предполагало, что главный удар будет нанесен вермахтом на западном и юго-западном направлениях и потому сосредотачивало в Западном Особом и Киевском Особом военных округах наиболее многочисленную и мощную группировку и именно туда перебрасывало в мае-июне 1941 г. все новые части[248].
Не соответствовала действительности и информация о том, что Сталин якобы "отклонил проект советского генерального штаба ответить на сосредоточение германских войск контрсосредоточением Красной Армии" и что в этих условиях генштаб РККА "делает ставку на мощь советского воздушного флота и танковых войск, которые вступили во вторую стадию развертывания"[249]. Никаких решений о прекращении либо приостановке передислокации частей Красной Армии в западные приграничные округа, которая была начата 13 мая 1941 г., ни в мае, ни в июне советское руководство не принимало. Единственное требование, которое Сталин предъявил военным в связи с передислокацией войск, заключалось в том, чтобы была обеспечена ее максимальная скрытность. Не подтверждаются и данные об изменении командованием Красной Армии планов организации обороны, о перенесении акцента в ее осуществлении на действия авиации и танковых войск. Что же касается сообщения о высокой степени мобилизации и боеготовности технических родов войск Красной Армии, то впоследствии германский агент сам опроверг ранее переданную им информацию, подчеркнув, что советская авиация и танковые части к началу войны оказались совершенно неподготовленными к боевым действиям[250].
Осторожного отношения к себе требует содержащаяся в агентурных донесениях информация по политическим вопросам, прежде всего о разногласиях и противоборстве между Сталиным и его окружением, с одной стороны, командованием Красной Армии и низовыми организациями ВКП(б) — с другой.
Известно, что между Сталиным и командованием РККА накануне войны возникали разногласия, в частности, по вопросу о том, на каком направлении ожидать главного удара Германии по СССР, когда может произойти нападение, насколько срочными являются мобилизационные мероприятия и приведение войск приграничных округов в состояние полной боевой готовности. Упоминания об этом можно найти в мемуарах Маршала Советского Союза Г.К. Жукова, занимавшего накануне войны должность начальника Генерального штаба РККА, адмирала Кузнецова и других советских военачальников. Однако эти разногласия не были настолько остры, чтобы привести к серьезному конфликту, тем более политическому конфликту с вооруженным противостоянием в Москве, о чем уже говорилось выше. Такое противостояние наверняка не осталось бы незамеченным иностранными дипломатами, в том числе и немецкими. Однако никаких подтверждений этому нет в сообщениях из Москвы германского посла Ф. В. фон дер Шуленбурга, германского военного атташе генерала Э. Кёстринга и его заместителя полковника Г. Кребса. Нет подтверждения этому и в мемуарной литературе, в частности, в воспоминаниях иностранных дипломатов. Нельзя не отметить также, что авторитет личности Сталина и дисциплина в руководстве советского государства в тот период были настолько высоки, что все разговоры о возможности открытого политического выступления против сталинского курса представляются в высшей степени неубедительными.