Он сел на подножку, несколько раз затянулся махорочным дымом, бросил окурок в лужицу и, подняв с земли прутик, начал старательно счищать с крыла машины грязь. Казалось, он настолько увлекся этим занятием и оно было таким важным, что полностью овладело всем его вниманием. Он стал даже немножко покряхтывать, когда тоненький прутик сгибался, будучи не в силах справиться с глинистым комком.
Вдруг резким движением руки он швырнул прутик прочь.
— Пойдет вот дождь, и, как говорят, будет полный порядок. И машину можно угробить и зерну конец, — сказал он кладовщице. — Какой тут обед!
И крикнул девушкам, остановившимся для минутной передышки:
— Живей насыпайте, ночью отдыхать будете!
— Ты гляди, какой вострый! Сам бы поработал без отдыха! — с обидой в голосе сказала одна.
— С виду — парень, а ворчит, словно дед на печке, — добавила вторая.
Первая что-то сказала подруге вполголоса, и обе рассмеялись, поглядывая на шофера.
Он покраснел и полез в кабину.
В это время к риге торопливо подошла девочка лет четырнадцати. На ней ладно сидела вязаная зеленая кофта, из-под которой у шеи виднелся красный галстук. Голову девочки покрывала пуховая шаль, на ногах были черные, школьного образца, туфли и калоши.
— Здравствуйте, тетя Маша! — сказала она, подойдя к кладовщице.
— Здравствуй, Саня! Ты что так запыхалась? Или бежала?
— Бежала. Боялась, как бы машина не ушла.
— Хочешь на ней уехать?
Саня кивнула головой:
— Больше не на чем. На лошадях в такую погоду и за двое суток до райцентра не доберешься. А ехать нужно сегодня: завтра вся делегация района должна выехать в Чкалов.
— Ну и поезжай, — сказала кладовщица.
— А шофер где? — спросила Саня.
— В кабине.
— Как он? Возьмет?
— Должен взять. Ты же едешь не на прогулку, а по делу, да еще почетному.
Саня подошла к кабине:
— Дядя, вы скоро поедете?
Он, будто между прочим, взглянул на нее и молча кивнул головой:
— Как насыплют, сразу и поеду.
— А меня не возьмете до райцентра?
— Нет, не возьму, — ответил шофер и, давая понять, что разговор окончен, занялся какой-то пружинкой, бывшей у него в руке.
— Почему? — нерешительно спросила Саня.
Он помолчал.
— Потому что не возьму, а не возьму потому, что еду в ночной рейс, а погода — хуже не придумаешь. Опасно. Понятно?
— Даю вам честное слово, что не помешаю! — взмолилась Саня. — Если в кабине нельзя, я в кузове сяду. И буду сидеть осторожно.
— А в кузове совсем нельзя ездить.
— Почему?
— Опять «почему»! Там хлеб, а на хлебе возить пассажиров не разрешается.
— Ну уж, так и не разрешается! Одна-то, я думаю, не помешаю, — не совсем уверенным голосом сказала Саня, не зная, верить шоферу или нет.