— Безумие, — прошептала Бандеролька. — Какой яд? Мы же не ассасины, мы листоноши...
— И таких случаев за последние пару недель, — продолжал Воловик, глядя на листонош с ненавистью, — почти две дюжины. И все улики против вас!
— Теперь понятно отношение к нам в Феодосии, — прокомментировал Телеграф.
— Но зачем?! Зачем нам это надо? — почти завопил Пошта.
— Говорят, — сказал мичман Зиняк, — что листоноши задумали захватить власть над островом. Выдавить татар, казаков, пиратов и даже Союз Вольных Городов Крыма подчинить себе. Говорят, ваш глава клана Филателист бредит мировым господством. Ищет чудо-оружие, чтобы получить перевес в тотальной войне.
За спиной у Воловика что-то зашевелилось в траве. Что-то маленькое. И наверняка — умильное, с огромными глазищами и не менее огромными когтями.
Пушистики выбрались на улицу и заходили с тыла к матросами с «Адмирала Лазарева». У Пошты встали дыбом волосы на затылке. Достать пистолет? Пристрелят к чертовой матери. И так все на взводе, у Воловика глаза белые от ярости. Попытаться предупредить? Не поверят, сочтут военной хитростью. Дать мутантам расправиться с матросами?
Этого Пошта сделать не мог. Пусть они и считали листонош бездушными тварями, какие-то понятия о чести у Пошты останавливали его от этого поступка. Да, матросы хотят нас убить. Но не отдавать же их на растерзание мутантам.
Пока Пошта размышлял, Костя действовал. Проворный мальчишка кувырком выкатился из-под прицела мичмана Зиняка и пустил бумеранг по пологой дуге. Отточенный стальной бумеранг скосил высокие сорняки и, судя по визгу, парочку умильных голов.
— Берегись! — завопила Бандеролька.
Матросы обернулись и открыли огонь. Листоноши схватили отложенное оружие и присоединились.
Пушистики набегали со всех сторон — расплодилось их тут, в Генуэзской крепости, совершенно безумное количество. Объединившись перед общей угрозой, листоноши и моряки начали организованное наступление. Безумно жалко было тратить драгоценные патроны на мелких тварей, и доктор Стас решился пожертвовать самым дорогим — вытащив из-за пазухи флягу с прозрачной жидкостью («боцмановка», вспомнил Пошта название напитка, а потом, вспомнив его вкус и крепость, содрогнулся), плеснул самогону на заросли сорняка и бросил туда спичку.
Сухой тростник вспыхнул, няшмяши заверещали. Вскоре весь двор Генуэзской крепости заволокло дымом и пламенем, жар стоял адский.
Покрытые потом, кровью и копотью листоноши и моряки вырвались из ворот наружу и, тяжело дыша, рухнули от усталости на землю.
— Ну, — отдышавшись, сказал Пошта, — не придурок ли ты, матрос Воловик? Стали бы мы вас предупреждать, будь мы такими сволочами, как ты думаешь? А?