Он высвободил руку и поднес к глазам.
– Мы с ней одной крови, Таннис. И поэтому мне сейчас больно.
– Не только тебе.
Войтех поморщился.
– Твой щенок жив.
– И хочешь сказать, что оставишь его живым? Не отворачивайся!
Он потянулся к бронзовому низкому чайнику, древнему, как сам Шеффолк-холл. Бронза покрылась патиной, а шлифованные аметисты заросли гарью.
Войтех поставил чайник на ладонь.
– Ты знаешь ответ.
– Послушай. – Таннис встала.
– Сядь.
Села. И все-таки встала, не способная больше молчать.
– Остановись. Пожалуйста, остановись. Не сходи с ума, ты еще…
– Что, Таннис?
– Отпусти его… нас… и он будет молчать. Даст слово, а Кейрен слово держит. Вы договоритесь…
– Договоримся? – Он водил мизинцем по узорам на бронзе. – Мы договоримся, и твой дружок меня отпустит, если я не трону город, так? Он наступит лапой себе на горло, позабыв о прошлогодних взрывах?
– Все равно доказать, что они – твоих рук дело, не выйдет.
– Не выйдет, – эхом отозвался Войтех. – И все сложится замечательно… я останусь герцогом…
– Ты меня спрашиваешь? Я не собираюсь свидетельствовать против тебя, если ты об этом.
– Спасибо.
– Не за что. – Таннис встала за креслом, опираясь на резную его спинку. – Пожалуйста, ты же понимаешь, что я говорю правду.
Войтех ничего не ответил. Сняв крышку, он вдохнул ароматный пар. Вытащил две чашечки, низкие и широкие, с тончайшими дужками ручек, сделанные из той же бронзы с прозеленью. Он наполнял их чаем осторожно, опасаясь разлить хотя бы каплю.
– Пей чай, малявка.
– Войтех!
– Освальд, – поправил он. – Освальд Шеффолк. И пей чай, если хочешь, чтобы этот разговор продолжался.
– А его есть смысл продолжать?
Чай травяной, и Таннис уловила мятные ноты… еще, кажется, ромашку, которую она с детства ненавидела.
– Тебе лучше знать. Если ты пытаешься добиться раскаяния, то зря. Я ни в чем не раскаиваюсь.
– И не отступишь.
– Нет.
Бронзовая чашка нагрелась, и на металле проступила испарина.
– Тогда, – Таннис села, – скажи, к чему эта твоя… игра?
– Какая?
Он вдыхал пар и смотрел сквозь него, чужой незнакомый человек, которого она все еще считала другом.
– В заботу. Доктор. Эта комната… ужин вот… чаек…
– Пей, пока горячий.
Взгляд леденеет, становится злым.
– Пью.
…и тошнота отступает. Хороший чай, а мята даже вкусна. И ромашка опять же. Почему Таннис раньше ее не любила? Она помнит, но… подумает позже.
– Это не игра. – Войтех вновь наполняет чашку и, придерживая ослабевшие пальцы, подносит ее к губам Таннис. – Пей, девочка моя. Вот так, умница…
Чай.
Тепло. Ромашка и клетчатый плед, который остался на их с Кейреном квартире. Пятна от вина надо солью засыпать, а она про это забыла… мамаша вот всегда засыпала… а Таннис забыла. И обидно до невозможности, но если вернутся… а она вернется. Конечно же вернется. Завтра.