Надо дышать, но не задохнуться.
Запахом рыбьих потрохов, грязной воды, снега и камня… угля. Железа.
Мокрой шерсти собственного пальто.
Азалий.
– Как она могла? – Самогон не перебивает боль, просто у нее появляется сивушный привкус. И если дышать только ртом, то пройдет.
Все пройдет.
– За что она со мной так?
Жалобный голос, и он сам, Кейрен, ощущает себя… нет, не ничтожеством. Ребенком, за которого снова решили, как для него лучше.
И, наверное, он повод дал.
– Просто она тебя так любит. – Райдо садится рядом. На лавке хватит места для двоих. – Ее не переделать. А ты, если и дальше будет тут торчать, простынешь. И на хрен ты будешь нужен такой, сопливый.
– Сколько?
– Что «сколько»?
– Времени сколько прошло…
– А ты не знаешь?
– Я… я понимал, что оно вроде бы идет, но как-то… мне ведь все равно было.
– Весна заканчивается.
– Да?
Серая вода. И серый дождь. И холод, который вернулся, пробирая до костей.
Не похоже на весну.
Но… больница, а потом дома еще… и поездка… работа… он ведь давно ходит на работу. Кажется, что давно… и, наверное, просто Кейрен совершенно выпал из жизни.
– Что поделаешь, весна в этом году дерьмовая, – совершенно искренне сказал Райдо. – Говорят, из-за альвов климат меняется… так что, младшенький, идешь?
– Домой? Нет.
– Домой. – Райдо поднял рывком за воротник. – За Перевал… хватит уже бегать, младшенький.
На той стороне портала Кейрена все-таки вывернуло. И он долго стоял, упираясь ладонями в колени, сглатывая слюну, пытаясь привыкнуть к тому, что жив.
…весна по ту сторону гор пахла свежим хлебом и еще молоком, навозом, зелеными яблоками и конским потом.
…песком и деревом.
…морем, растянувшимся вдоль кромки берега.
Белый песок и черная коряга.
Дом с двускатной крышей белого цвета и графитово-черной трубой. Зелень винограда, облюбовавшего дальний угол, и малахитовые грозди его, недозрелые, мягкие на глянцевых тарелках листьев. Навес.
И тень, которая падает, вытягивается по дощатому настилу, добираясь до кромки воды. Кресло.
Тонкий аромат кофе.
И безумный страх, что пришел слишком поздно…
…Райдо писал письма.
…матушка сжигала их… наверняка сжигала, чтобы не прочел по пеплу…
За что?
Не ответит ведь. Не поймет вопроса, потому что… потому что любит, и во благо, а Кейрен почти умер. Наверное, все-таки умер, а теперь вот ожил. И на этом берегу, грязный, пропахший городом Камня и Железа, он снова чужак.
Жарко.
И ноги вязнут в песке, он липнет к мокрым ботинкам, к брюкам. Ветер норовит распахнуть полы пальто. А до дома далеко…
…чужой дом.
И кофе чужой.
– И долго ты там стоять собираешься?